Вдруг раздался глухой осторожный шепот:
— Эй, открой, скорее! Я знаю, что ты там.
11
Я судорожно набрала в легкие воздуха и замерла, не дыша. Пусть этот кто-то решит, что здесь никого нет. И проваливает. От напряжения казалось, что я стою вот так, замерев, уже пару часов, и мышцы одеревенели.
В дверь снова поскреблись:
— Да открывай же, время потеряешь!
Шепот явно женский. Впрочем, все, как и опасалась Нимаина. Пронюхали и явились, едва та ступила за порог. Но самое ужасное будет, если кто-то из этих шалав уже побежал в коллегию. А если еще и не пешком… До коллегии отсюда в три раза ближе, чем до заведения Гихальи. И что теперь делать?
Стук стал настойчивее:
— Открой! Открой, Мия!
Сердце ухнуло, и по спине прокатила морозная волна — эта гадина знала мое имя! Впрочем, тут же отпустило — сейчас мое имя знал весь город. Ничего удивительного. Я лишь плотнее сжала губы, чтобы ненароком не выдать себя. Но этот стук уже бесил.
— Мия, это я — Аника. Помнишь? Аника!
Я вновь похолодела. Аника? Да, когда-то я знала одну Анику, она жила неподалеку. Мы немного дружили, пока она не пропала. Но Гихалья ее недолюбливала, не стесняясь, в глаза называла…
— Помнишь, Гихалья называла меня Непутевиной? Непутевиной!
В горле вмиг пересохло. Аника… Непутевина — такое наобум не выдумаешь. Я коснулась ладонью двери, сердце как сбесилось, в висках долбило жаром. Аника… Я все еще медлила.
— Мия, тетка Нимаина поехала в коллегию. Ты слышишь? Тебе надо уходить отсюда.
Я все же не удержалась. Впрочем, этой Анике было и так понятно, что я за дверью.
— Ты врешь! Она пошла к Гихалье.
— Она поехала в коллегию. Клянусь! Через час здесь будет стража… — прозвучало совсем тихо.
Казалось, мозг взболтали, как яйца в плошке. Я была растеряна. Нет… я была потеряна, будто выбили почву из-под ног. Все рассыпалось, и теперь я совсем не понимала, что делать. Вдруг Аника права? Тогда оставаться здесь глупо и опасно. Но если она врет? Я прижалась щекой к запертой двери:
— Я давно здесь, ты наверняка знаешь. Тогда зачем Нимаина столько времени укрывала меня? Это риск.
За дверью повисла тишина. Наконец, послышался вздох:
— Ты всегда была какой-то… немного непрактичной… Тетка Нимаина ждала, когда поднимут сумму вознаграждения. Подняли утром. Девятьсот курантов — куда еще жирнее? Дальше уже глупо рисковать — можно и вовсе остаться ни с чем.
От этих слов у меня зазвенело в ушах. Да, Аника частенько говорила, что я странная и непрактичная. Я уставилась на дверь, будто та была прозрачной, и за ней можно было видеть собеседницу. Я пыталась вспомнить, как она выглядела. Что-то угловатое, невзрачное. Смутный образ без единой яркой черты. Я плохо запоминала лица. Очень плохо. А в Анике и нечего было запоминать.
Я сглотнула:
— Тогда почему ты не пришла раньше? Тоже ждала?
Аника затараторила так быстро, что я едва разбирала слова:
— С тех пор, как ты здесь, тетка за порог не выходила. И нас заперла, как в тюрьме. Не было ни малейшей возможности.
— Тогда откуда ты узнала?
— В окно видела, как тогда стража приходила. И все слышала. Зная тетку — догадаться не сложно. Все сходилось одно к одному.
Я опустила голову, смотрела на задвижку. Все это было слишком складно для лжи, слишком метко… В последний раз я видела эту Анику года три назад. Три года — почти вечность. Кто знает, какой она теперь стала? Может, врет, как дышит? Кто в здравом уме откажется от девятисот курантов? Но если она не лжет, и эта Нимаина отправилась в коллегию… какой же я буду дурой!
Сердце бешено заходилось. Я часто дышала, не сводила глаз с задвижки. И все еще не понимала: отпереть или нет. Зажмурилась, досчитала до трех, открыла так резко, что лязг резанул по ушам. Дело сделано…
Аника шмыгнула в щель и тут же мягко прикрыла дверь. Смотрела на меня и молчала. Разглядывала. А я разглядывала ее. Да, это была та самая Аника, но я с трудом ее узнала. Блеклые волосы она выкрасила в красный, как у Нимаины. Усталое лицо, следы размазанной краски под глазами. От нее несло перегаром.
Она опустила глаза:
— Такая я теперь. Не смотри так, самой тошно. — Она вдруг подалась вперед и обняла: — Я рада, что ты здесь. Что бы ты ни сделала.
Я не обнимала ее, но и не отталкивала. Лишь пробормотала, уткнувшись в худое плечо:
— Я ничего не сделала. Ни-че-го.
Аника отстранилась, даже попятилась на шаг:
— Прости. Я очень рада тебя видеть. Правда.
Я стиснула зубы:
— Ты сказала правду? Нимаина пошла в коллегию?