- Не подскажете, кто здесь живет теперь?
- Мы ее продали на днях. И слава богу. Жить здесь совершенно невозможно. Не представляю, кому эта халупа могла понадобиться, но нам заплатили за нее большие деньги. Приходите через пару дней – мы как раз съедем, и сюда заселится новая семья. Мы пока еще не передали им ключей.
Юлю это насторожило: исчезновение Вадима по времени почти совпало с приобретением их старой асбестовской квартиры какими-то новыми людьми. В такие совпадения верилось слабо, и в сердце Юли затеплилась слабая надежда, что это мог быть ее муж. Они с Андреем сняли два номера в местной гостинице и для верности просидели там три дня, чтобы новые жильцы успели хоть немного разложить вещи к их приходу.
На звонок в дверь им ответили не сразу. Они слышали, как внутри пустой квартиры кто-то копошится, однако, дверь распахнулась лишь через несколько минут после еще двух настойчивых звонков. В первые секунды Юля не могла поверить собственным глазам и вцепилась в Андрея:
- Ты тоже это видишь, да? Это не белая горячка?
- Какими судьбами? – хмуро проворчал стоявший на пороге Глеб – да, это был именно он.
- Глеб?! – выдохнула изумленная Юля. – Что ты тут делаешь?
- Это я хотел бы знать, что делаете тут вы двое. А я отныне здесь живу вообще-то.
- Постой, так, выходит, это ты купил эту квартиру? – осенило вдруг Каплева.
- Фантастическая догадливость! – и Глеб саркастически усмехнулся.
- Но… зачем?
- Я должен объяснять? Или это вам следует объяснить мне, какого хрена вы тут оказались?
- А где Вадим? – не выдержала Юля, заглядывая Глебу через плечо и не обнаруживая в квартире никакой мебели.
- А ему тут что делать? – нахмурился Глеб, втягивая голову в плечи.
Каплев незаметно дернул ее за рукав, чтобы она ненароком не проговорилась, и постарался отойти от темы:
- Так ты переезжаешь жить в Асбест? А как же твоя группа?
- Что значит переезжаю?! – взъерепенился тут же Глеб. – Как снимал в столице жилье, так и буду снимать его дальше. А на выходные приезжать сюда. Теперь у меня хоть дом будет… - начал было он откровенничать, но тут же осекся.
- А мебели чего никакой нет? – подала голос Юля, и Глеб нахмурился еще сильнее.
- Куплю, - буркнул он, и потер нос натянутым на ладонь рукавом.
- Ладно, извини, мы пойдем, - и Юля развернулась и начала спускаться по лестнице.
- А приходили-то чего? – окликнул их Глеб, но оба только махнули руками и скрылись на нижних этажах.
- Ему надо было сказать, - произнесла Юля, как только они вышли на улицу. – Все равно объявление делать будем.
- Так пойдем и скажем тогда, чего тянуть? Может, он сможет хоть чем-нибудь помочь.
- Ага, как же, - помотала головой Юля. – Да он лопнет от счастья, помяни мое слово. Он ведь еще не в курсе, что вся Агата теперь принадлежит ему одному.
Они в молчании снова поднялись и позвонили в квартиру. Глеб злорадно захихикал, увидев их, и на этот раз предложил войти.
- Мебели нет пока никакой, - без тени сожаления в голосе заявил он. – Сижу на поролоновых подушках. Хотите – тоже присаживайтесь.
Юля устало опустилась на подушку, привалилась спиной к стене и начала рассказывать. Глеб ни разу не перебил ее, и она все пыталась уловить хоть какие-то изменения в выражении его лица, а он все так же часто и отчаянно тер рукавом нос, втягивал голову в плечи и кусал губы. А к концу рассказа побелел, как тот самый потолок из песни Наутилуса.
- Так что, Агата теперь полностью твоя. И с тобой он, как я поняла, тоже полностью рассчитался. Ты ведь на эти деньги приобрел эту квартиру?
Глеб потер пальцами виски и неуверенно кивнул:
- Полторы недели назад на мой счет от него поступила сумма, десятикратно превышающая его долг. Ну и я тут же поехал заключать сделку о покупке этой квартиры… Ну хотя бы ушел с чистой совестью.
Заслышав это, Юля едва не набросилась на Глеба с кулаками, и лишь рассудительный Каплев удержал ее за плечи.
- Вообще-то мы были в долгах по самые уши, - всхлипнула она. – Он не от хорошей жизни не мог с тобой расплатиться – он сам с тех концертов ничего не получил! А тебе обещал зачем-то. Сколько мог – выплатил из того, что у нас было. Надеюсь, теперь ты доволен, да?! Деньги заполучил, Агату тоже, ненавистный брат полностью убрался с твоего пути, никто тебе отныне не помешает, никто не будет критиковать и перетягивать фанатов. Живи и радуйся! – безостановочной тирадой выдала Юля и неожиданно разрыдалась.
Андрей обнял ее за плечи, прижал к себе и даже не посмотрел в сторону Глеба. В его груди вдруг тоже всколыхнулась дремавшая доселе злоба: он помнил каждый день, когда Вадим являлся на репетицию с огромными темными кругами под глазами, когда он не мог выдавить ни слова, а просто стоял у микрофона и теребил струны. Когда он валился с ног – и не от усталости, а от истощения, потому что не мог нормально ни есть, ни спать. И только общение с фанатами держало его на плаву, потому и колесил он безостановочно по стране – заряжался их любовью, их эмоциями и копил, беспрестанно на что-то копил. Возможно, частично именно из этих средств и были в итоге оплачены все долги и покупка квартиры, которую они с Юлей снимали несколько лет и все никак не могли приобрести.
Глеб скептически усмехнулся.
- Чего его жалеть? Это его выбор. И бегать за ним не нужно. Не хочет он никого из нас видеть – ну и ради всевышнего, пусть хоть в затвор уходит, мне до этого дела нет.
- Да он из-за тебя это сделал! – в сердцах воскликнула Юля, сама поражаясь своему внезапному прозрению – все несколько дней до этого она никак не могла понять причины ухода мужа, а тут вдруг два и два моментально сложились в четкую и понятную картину.
- Вадик все в своей жизни делает исключительно для себя любимого, - протянул, запинаясь, Глеб. – Для меня было бы слишком большой честью, если бы он из-за меня вдруг решил лишить себя фанатских визгов и течек.
- И тем не менее это так! – срывая голос, продолжала кричать Юля. – Сам посуди: ты же только и мечтал о том, чтобы Вадим ушел с твоего пути, не исполнял твои песни, выплатил тебе долг…
- Да! Но кто его прятаться-то заставлял! Кто ему мешал петь свои собственные песни, колесить со своей собственной группой, а не с трупом Агаты, и выплачивать мне долг хотя бы постепенно и небольшими суммами?! Тогда и судов бы никаких не было! Зачем эти радикальные меры? Я тут точно ни при чем! – и Глеб помахал ладонью перед Юлиным лицом.
- Все это прекрасно, но ты забываешь об одной очень важной вещи, - Юля понизила голос и опустила голову. – Он любил тебя и хотел с тобой помириться. Это превратилось у него в навязчивую идею. А в ответ он получал только публичные оскорбления и повестки. Он и писать отчасти поэтому не мог. Ты же знаешь, как тяжело ему всегда давалось творчество! Знаешь, что твои песни он всегда и при любом раскладе предпочитал своим! Что твой паршивый скабрезный “Абордаж” он всегда ставил выше своих гениальных “Семи миллиардов богов”!
- Я не его правая рука вообще-то, - огрызнулся Глеб.
- А вот он себя уверил именно в этом. И ему было невыносимо больно получать от тебя одни тычки и затрещины. Ты вспомни, что говорил о нем! Вспомни, как натравливал на него своих фанатов! Втыкатель проводков! Обслуживающий персонал для гения! Секретарь! Бухгалтер! Бесталанное ничтожество! Творческий импотент! Скажи, Глеб, а тогда, в 2003, ты тоже так считал? И когда отдавал в Агату на растерзание свои песни, тоже полагал себя единоличным лидером и идеологом, а остальных – аккомпанирующим составом? А когда в интервью говорил «мы» вместо «я» - это Вадик тебя принуждал? Уступки генам родного рабства – ты ведь так это, кажется, назвал уже тогда в 2007? Глеб, зачем ты вообще согласился пойти в Агату, если так ненавидел его? – у Юли началась истерика, ее било мелкой дрожью, по щекам градом катились слезы, она подскочила к Глебу и колотила его кулаками по груди, а тот метал в нее яростные взгляды и готов был уже оттолкнуть, но прочел в глазах Каплева свой приговор и лишь отошел в сторону.