- Пусть орет. Послушаем, как он будет орать, когда узнает о возвращении Агаты, - в глазах Вадима сверкнул озорной огонек.
После ухода брата Глеб дрожащими руками достал из буфета бутылку и враз ополовинил ее. Четыре года! Четыре, мать его, чертовых года без Агаты! Только сейчас он осознал, как ему было паршиво все это время, как рвало его на части от того, что ничего уже не вернуть, что то светлое прошлое потеряно навсегда. Четыре года как в бреду, как в нескончаемом запое… И вот приходит он и все возвращает и даже готов сыграть Матрицу… но почему? С чего вдруг?
Глеб достает планшет, лениво лезет в новости, продолжая делать глотки прямо из горла. Глаз цепляется за знакомую фамилию, руки дрожат при переходе по ссылке… «Бывший руководитель аппарата правительства Владислав Сурков…» Бывший. Бывший? Когда он успел стать бывшим? А, впрочем, разве следил за его судьбой Глеб? Итак, Сурков у нас нынче бывший, и тут же странным образом из ниоткуда выплывает Вадим с предложением о воссоединении Агаты. Рок-лаб уже не функционирует, а жить на что-то нужно, нужно на что-то содержать дом на Рублевке и молодую жену. Глеб лихорадочно соображает: совпадение?
Вадим пришел к нему только через две недели. Вернул диски, начал рассказывать о площадке, о сетлисте. Глеб хмуро смотрел в одну точку и почти не слушал, а потом вдруг перебил энергичный поток мыслей брата:
- Что, Сурков не спонсирует больше, да? Поэтому снова к Агате решил припасть?
- О боже, начинается, - протянул Вадим, устало выдохнув.
- Я-то за новостями не слежу, а тут вижу, поперли его из правительства-то! Денег прежних уже нет, братик?
- А ты-то чего зарываешься? Будто у тебя они есть!
- Ты ради денег все это затеял, да? Тебе плевать на Агату! Плевать на нас, плевать на мое творчество!
- О Господи! – заорал в голос Вадим. – Как мне может быть плевать на дело всей моей жизни!
- Так это ты пустил его под откос! Ты уничтожил Агату!
- Агата не могла исполнять все то дерьмо, что начал писать ты! Она была слишком хороша для этого. Я не хотел наблюдать за ее разложением, гниением и полным разрушением. Я хотел уйти красиво.
- А сейчас? Сейчас что все это значит? Твое предложение возродить ее – оно мне привиделось?
- Нет. Я честно прослушал всю Матрицу, ища хоть что-нибудь, что мы могли бы исполнить совместно…
- И?! – рука Глеба потянулась к спинке дивана, нырнула за нее, извлекла чекушку коньяка и взболтала бутылку.
- Так я и знал, - процедил Вадим. – Ты и не прекращал бухать все это время. И сейчас не собираешься прекращать. Ну и какая тебе Агата?
- Ты сам предложил, я тебя за язык не тянул!
- Бухаешь как не в себя! Как ты тур собрался вытягивать, ты же запойный!
- А это уж мое дело, ты сам предложил мне возродить Агату!
- Предложил. И от своих слов не отказываюсь. Но Матрицу твою петь точно не будем. На одной Романтике концепцию не выстроишь, а больше там отдохнуть не на чем. Не хочу плясать на трупе Агаты таким образом.
- Так ты наврал мне тогда, да? Ты все врал? Ты не хотел возрождения группы?
- Да хотел же! Но как ее возрождать? Ты бухаешь, ведешь себя неадекватно, пишешь все хуже и хуже – последний альбом вообще слушать невозможно. Что нового даст фанам Агата? Или ты готов годами катать старый материал?
- Иди к черту! Вон из моего дома! Я так и знал, что все это затевалось исключительно ради денег! Я поверил тебе!
- Хорошо, ради денег, но, боже, Глеб, тебе ведь они тоже нужны! Мы же по десятку миллионов получим всего за пару концертов – в Москве и Питере! А там катай опять свою Матрицу сколько хочешь.
- Сдохла Матрица, - прохрипел Глеб, прикладываясь к бутылке. – Не собирает людей вообще.
- Ну начнешь Агату петь, делов-то. Дадим концерты, поднимемся, и пой Агату на здоровье.
- Не хочу. Какой в этом смысл? Жили же мы с тобой всю жизнь без денег, я и дальше справлюсь.
- А я нет, - устало произнес Вадим, отбирая у Глеба бутылку и тоже глотая коньяк. – Фу, гадость какая. Два концерта, Глеб, и мы в шоколаде.
- Подразнишь и сбежишь? – пробормотал младший, закрывая глаза ладонью. – Сейчас обманул и дальше обманешь?
- Глеб, ну сам посуди, ну какое нам возрождение группы? Я-то думал, у нас еще есть запал, у тебя остался еще авторский потенциал, что ты отборолся свое и вернешься к прежним общечеловеческим темам…
- Убей меня, убей себя? Соверши надо мной извращение? Это такие общечеловеческие темы ты от меня ждешь? – язвительно усмехнулся Глеб. – Ты же у нас святошей стал, как ты сможешь соляки играть на такой пошлятине? А одних “Чудес” на весь концерт не хватит.
- Глеб…
- Хотя чего это я… Ты ради бабла на все, что угодно, пойдешь. Кому угодно зад подставишь. А возвращать ничего не хочешь, потому что понимаешь, что даже Агата с моим нынешним репертуаром не будет Олимпийский собирать. А тебе меньше Олимпийского куда теперь! Дом на Рублевке не окупится! Потраченные на бухого братика нервы не окупятся!
- Да что ты говоришь! Словно это не я с тобой по деревням мотался в начале двухтысячных и по крошечным клубам пел! Много мы Олимпийских собирали тогда?!
- Вадик, иди уже. Раз не будет Агаты, не будет и концертов…
- Десять миллионов, Глеб. Пять сейчас, пять после концертов. Ты квартиру сможешь купить.
Глеб поднял на брата осоловелые глаза. У того тряслись руки, на коленях валялась недопитая бутылка коньяка, карие глаза затуманились слезами.
- Что, так паршивы твои дела, что и с братцем алкашом готов на сцену выйти?
- Глеб… - рука Вадима потянулась к лицу младшего, но тот скривился и оттолкнул ее.
- Оставь эти нежности, не к пачке баксов тянешься. Хорошо, два концерта. Когда переведут аванс?
- О датах и площадке договоримся, и все сообщу. Ты пока свой сетлист составь, я свой. Потом встретимся и обсудим, выберем то, что нравится обоим.
Сетлист для концерта Агаты… Словно и не было этих пяти лет – страшных и счастливых… Глеб кинулся к блокноту, едва только дверь за братом захлопнулась. Набросал около сорока песен, привалился к спинке и почувствовал, как горло вновь сдавило. Еще десять лет назад все было иначе – ему не надо было думать о сетлисте, о каких-то там миллионах, об Агате вообще. Она была частью его жизни, об остальном заботился Вадик, его дело было – принести ему новые песни. И вот… ни новых песен, ни Агаты, ни Вадика… только деньги. Деньги! ДЕНЬГИ!
- Куда ты дел моего брата?! – заорал Глеб в пустоту комнаты и отшвырнул блокнот в сторону.
Они встретились через пару недель, обсудили сетлист, и Глеб смиренно соглашался на все возражения и корректировки Вадима. Потом назначили дату первой репетиции. А еще через неделю обоим на счет пришел аванс. Вадим позвонил в тот же день:
- На первые пару репетиций можешь не приходить – пока звук отладим, микрофоны, пока Ромка ударные партии разучит. Смысла таскаться тебе нет. Текст вспомни за это время. На третью придете вместе с Костей.
- Хорошо, - покорно пробормотал Глеб.
- И вот еще что. Я в долг у тебя хотел взять. Точнее… это шоу нам дорого обойдется, в него нужно будет серьезно вложиться, видеоряд там подготовить, техников нанять, звукачей. Все должно быть по высшему классу, мы не можем позволить себе выступать так позорно, как делали это десять лет назад – с Котовым и ноутбуком за его спиной. Десять лямов на все надо минимум, я смету прикинул. Дашь половину?
- Я бы и с Котовым выступил, к чему такой пафос?
- Глеб, ты хочешь заработать?
- Мы и так заработаем! А если половину гонорара отдадим на шоу…
- Ты в будущее вкладываешься, дурак! Сейчас ты получишь пять лямов вместо десяти, зато потом отобьешь все концертами. На тебя публика толпами повалит! Или тебе пяти лямов мало? Хорошо, тогда считай, я эти пять у тебя в долг беру, потом отдам – с основного гонорара. Не против?
- Да бери уже! Завтра сниму и на репу привезу, отвянь только, - страдальчески простонал Глеб и бросил трубку.
Костя воспринял решение братьев с энтузиазмов, не вылезал из студии, бесконечно репетируя. С Глебом они стали значительно реже видеться – только на нечастых творческих вечерах, где Глеб продолжал хлестать дешевый коньяк и пьяно улыбаться глупым вопросам зрителей. После в гостинице Глеб вис на Бекреве, искал его губы, дыша в лицо перегаром, Костя морщился, но лицо не отворачивал. Укладывал Глеба, раздевал его, но больше не пытался перешагнуть запретную черту, как Глеб не пытался притянуть его к себе и ткнуться лицом в ключицу. Пьянок стало больше. Посетив всего одну репетицию с братом и снова намертво там с ним разругавшись, Глеб бросил, что ноги его больше не будет на репетиционной базе – придет только на генеральную перед Питером, с него и хватит. Тексты он и так помнит, основные аккорды тоже, а вся остальная мишура нужна исключительно Вадику, вот пусть и пашет.