Слава вскинул брови и протянул пачку Мальборо.
- Купил что было, не обессудь.
Илья затянулся, запрокинул голову и выпустил дым в потолок, потом в своей обычной манере зажал сигарету средним и безымянным и подвинул к себе черновики песен – по старой наутилосовской привычке. Глаза Бутусова округлились, он с интересом наблюдал за коллегой. Продолжая зажимать сигарету средним и безымянным, Илья ухватил листок указательным и большим пальцами и принялся напряженно вчитываться.
- Слав, прости, но это говно, - бросил он, не отрывая глаз от текста. – Тут даже мои правки не спасут, только переписывать заново… - и тут же осекся, понимая, что сказал лишнее.
Осторожно поднял глаза и наткнулся на изумленный взгляд Славы.
- Вадим?
Илья закашлялся и отложил листок.
- Извини, я хотел сказать…
- Отчего же, продолжай. Как бы ты написал это вот все? – Бутусов подпер подбородок кулаком, и в глазах его мелькнула понимающая усмешка.
Илья склонился над черновиками, и ручка резво заскользила по бумаге, не задерживаясь ни на секунду. Через несколько минут он вернул листок Бутусову, но тот бросил на текст всего один быстрый взгляд и тут же отложил его.
- Вадик, когда ты научился всему этому? – в глазах Бутусова заплясали странные искорки.
- Вероятно, со сменой мировоззрения.
- А мировоззрение что заставило сменить?
Илья замялся и опустил глаза.
- Хорошо, Слава, я расскажу тебе. Но, кроме тебя, никто не должен узнать об этом.
Бутусов кивнул, и взгляд его сделался еще хитрее.
И Илья слово в слово повторил ту легенду, что в свое время не одну неделю повторял Глебу, в двух словах упомянув о ловушке и том, как он в ней очутился. Слава слушал внимательно, ни разу не перебил, но с каждой следующей фразой взгляд его становился все хитрее.
- То есть ты хочешь сказать, что освобожденный от тела и всех земных забот, человеческий разум способен так сильно измениться? Ты поэтому теперь гитару в руки практически не берешь? Разучился на ней играть?
Илья молчал, чувствуя, что Слава загоняет его в угол.
- Скажи, а вот в этом вашем информационном поле существуют сознания только живых людей? Или эти импульсы и после смерти активны?
- Не знаю, - поспешно отчеканил Илья, глядя Бутусову прямо в глаза и выпуская очередную струю дыма.
Бутусов поднялся, подошел ближе и опустился на корточки рядом с Кормильцевым.
- А ты узнай у этого своего Паши, - ладонь Славы легла на колено Ильи, и тот вздрогнул, зрачки его непроизвольно расширились. – Можно мне тоже в эту вашу ловушку попасть? Я бы со старым другом встретиться хотел… - Бутусов убрал руку, а уже через секунду на это самое место опустилась ладонь Кормильцева, еще ощущая тепло Славиных пальцев.
- Что тебе это даст?
- Нам так и не удалось нормально поговорить перед его смертью, а сейчас я возродил Нау и хотел бы знать его отношение ко всему этому…
- Не догадываешься?
- Догадываюсь. Но хотел бы услышать это от него.
Илья медленно встал, бросил окурок в пепельницу и похлопал Бутусова по плечу:
- Прости, Слав, я ничем не могу тебе помочь с альбомом, - и уже сделал было несколько шагов к двери, но вдруг услышал, как Бутусов начал читать то стихотворение, что он час назад поспешно набросал взамен неудачного Славиного.
- Такой текст мог написать всего один человек в мире, - произнес Бутусов, закончив декламировать.
Илья ухватился пальцами за дверной косяк, но не обернулся, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Бутусов подошел ближе, наклонился и тихо произнес прямо ему на ухо:
- Захочешь поговорить – ты знаешь, где меня найти. А до той поры я сделаю вид, что ничего не понял и не знаю. Только одно мне скажи: Глеб в курсе?
- Давно, - едва смог выдавить из себя Илья.
- Совести у вас нет, ребята, - покачал головой Слава и вернулся к столу.
- Не мы это начали. И вот это вот все, - Илья постучал пальцем по виску, - не моя идея! Это Вадим все интриги плетет зачем-то!
- Тебя самого-то устраивает такая жизнь?
Кормильцев пожал плечами и устало опустился на диван рядом с Бутусовым.
- А с Глебом у вас что? Помнится, вы тогда лучшими друзьями заделались, - в голосе Бутусова сквозила странная незнакомая доселе горечь.
- Мы на одной волне, у нас полное взаимопонимание. Мы счастливы, - Илья ронял слова, словно выпадали из ствола на асфальт так и не пригодившиеся пули.
- Ну что ж, раз так… прости, что отвлек. Поищу другого звукача. За текст спасибо, но я все же воспользуюсь своим, - в голосе Бутусова мелькнула обида – Илья уже год пребывает в мире живых людей, но так ни разу и не попытался поговорить с ним.
- Слава, я… прости, я просто не думал, что тебе все это нужно, что ты еще помнишь… Тебя ведь даже на похоронах не было, - голос Ильи звучал надтреснуто, словно прощальный скрип ломающихся ходулей.
- Не хотел участвовать в балагане клоунов, соревнующихся в том, кто из них тебя лучше знает и больше любит. Куда уж мне до бухого Глеба, со сцены вещающего, какими близкими людьми вы были. Да и вдова твоя носится с одним Глебом. Мне во всей этой прекрасной жанровой картине места нет. Прости, что влез и случайно узнал. Но я могила. Считай, что уже забыл обо всем. С Агатой больше постараюсь не сталкиваться.
- Слава…
- Алеся не в курсе?
- Нет, но временами мне кажется, что она о чем-то догадывается. Так странно смотрит на меня…
- Вы ведь с Глебом и живете вместе, насколько мне известно?
Илья закрыл лицо руками и едва заметно кивнул.
- Ну ясно, да. Иди, Илья, я тебя не задерживаю.
- Слава… ты прости меня, я совсем потерялся в этой жизни и в самом себе. Может, давай выпьем?
- Глеб хорошему не научит, - хмыкнул Бутусов. – Я не пью и уже достаточно давно. Хочешь что-то сказать – говори по-трезвому.
- Мне хорошо с ним, Слав. Из него вышел настоящий человек, я горжусь им. Как сыном горжусь.
- Трахаешь ты его тоже как сына? – усмехнулся Бутусов.
- К черту иди, - процедил Кормильцев и, встав, быстрыми шагами направился к двери и, уже распахнув ее, обернулся и бросил: - Тебя-то уже не трахнешь, так какие вопросы могут быть к Глебу? – и, не дожидаясь ответа, вышел.
Глеб валялся на кухне в беспамятстве – на давно сраженный трезвостью организм полбутылки абсента подействовали удивительным образом. Илья устало выдохнул и отправился в спальню, рухнул на постель прямо так, не раздеваясь, и прикрыл глаза, прокручивая в голове недавний разговор с Бутусовым. Они не сказали друг другу ничего важного, но в груди все равно невыносимо саднило. Спустя несколько минут с кухни выполз помятый Глеб, вероятно, услышавший, как хлопнула входная дверь.
- Ну как разговор со Славой? – в голосе звучала злость.
- Отбрехался, - махнул рукой Илья. – Меня другое беспокоит. Он мне показал, что про нас с тобой фанаты пишут. Против Вадима целая кампания ненависти организована. Фаны отрекаются от него за то, что он в свою очередь предал их и свои убеждения. Боюсь, самому Вадиму не понравится все это.
- Ему не привыкать, - махнул рукой Глеб. – Да и, в конце концов, это была полностью его идея, пусть и расхлебывает теперь. Что сказал Бутусов?
- Вроде все понял.
- Он не догадался ни о чем?
- Да как бы он мог догадаться? Я же вроде как давно умер.
- А ты… ты сам… разве не хочешь вернуться к нему?..
- Хотел – давно бы уже вернулся. Публика с ума сойдет: Вадим Самойлов и Вячеслав Бутусов возрождают Наутилус! Для такого хода мне надо было бы воспользоваться чьим-нибудь другим телом, - хохотнул Илья.
- И ностальгия даже не кольнула? – продолжал допытываться Глеб.
Илья покачал головой, чувствуя, как завибрировал телефон пришедшей внезапно смской, как екнуло вдруг в груди.
- Я выбираю тебя, Глеб. Выбрал тогда год назад и сейчас не отказываюсь от своего решения.
- Так докажи, - выдохнул Глеб абсентом прямо в губы Кормильцева.
- В душ иди сперва, - поморщился тот, - а я пока доказательства приготовлю, - и потянулся к тумбочке за лубрикантом.