Когда Глеб скрылся в ванной, Илья поспешно достал телефон.
«Черт бы побрал эти заповеди божьи. Живи я в Содоме или Гоморре, меня бы первого поглотили огонь и сера».
Илья шумно выдохнул, ощущая пробуждение вулкана внизу живота.
«А я бы обратился в соляной столп, наблюдая за этим действом…»
«Ты придешь еще? Я хотел бы показать тебе и остальные стихи»
«Глеб сейчас выйдет из ванной и….»
«У вас будет секс?»
«Но если ты попросишь меня не делать этого…»
Бутусов не ответил ни через минуту, ни через десять, когда из душа выполз разгоряченный и влажный Глеб и тут же набросился на Илью. Илья швырнул телефон на тумбочку, а еще через четверть часа на экране высветилось робкое:
«Я прошу».
Но Илья уже этого не услышал, сжимая худые плечи Глеба и изо всех сил вколачиваясь в его разомлевшее от ласк тело.
И вдруг все поплыло у него перед глазами, где-то на задворках сознания он услышал щелчок и снова провалился в бестелесную пустоту.
========== Глава 23. Как на войне ==========
Мы ступили на путь от любви до войны.
Танцует, веселится
Жестокий маскарад,
Тупые злые лица, похожие на зад.
Глеб сидел и бессмысленно втыкал в планшет, когда в незапертую квартиру внезапно влетел взъерошенный Бекрев и молча сунул ему в лицо смартфон со свежей записью вконтакте: Вадим отправился в тур с песнями Агаты! Уже даже два концерта успел отыграть, по всей стране афиши…
Глеб непонимающе захлопал ресницами:
- Это как же так? Погоди, что же это происходит?
- А вот так, - за Бекревым в квартиру ввалился и Снейк, рухнул в кресло и вальяжно повел плечами, раскидывая руки в стороны. – Развел тебя братик как лоха. Два концерта дали, напомнили о себе, а дальше он и один справится. На хрена ему бухой прицеп в виде тебя? Чемодан без ручки. С тобой же возиться надо, чтобы ты со сцены не рухнул, не наблевал, да чтобы вообще на концерт пришел! Это Матрице такое простят ее три с половиной фаната, а Агата себе такого позволить не может! Это ж коллектив первого эшелона русского рока. Куда это годится, если один солист будет вечно невменько?
Глеб задрожал и замотал головой:
- Но чтобы Вадик… ведь Агата – это мы с ним, это Сашка… как он может?!
- Он и без тебя неплохо заработает. Меньше, чем мог бы, зато усилий будет потрачено куда меньше.
- Да я… я… в суд пойду! – хрипло заорал Глеб, бессильно сжимая кулаки.
- И что тебе тот суд даст? Ты ему какую статью собираешься пришить? Он же не под брендом Агаты выступает. Все честно. Авторские отчисляются…
- Он песни мои украл!
- Ты же сам говорил, что вы с ним договорились, и теперь всю Агату можете исполнять. Или ты решил, что можно только тебе?
- Дима, я что-то не пойму! Ты мой директор, почему ты занимаешь его сторону?!
- Нет, Глебсон, - вздохнул Снейк, - я на твоей стороне. Просто я логически все прикинул и понял, что тут мы бессильны. Закон на его стороне.
- Да?! А он вообще-то мне денег должен! 4 миллиона с аванса и еще 5 - основного гонорара! Я два месяца ждал, но больше молчать не буду! – и он тут же набрал номер брата. – Сука! – заорал он в трубку, как только Вадим ответил. – Я тебя, гада, по судам затаскаю! Ты у меня на телевидении в телешоу вертеться будешь за то, что творишь!
- Глеб, - голос Вадима был ледяным. – В чем собственно дело?
- Ты на хрена Агату таскаешь по туру?
- Вроде же мы договорились…
- Ты на хрена «Опиум» поешь, это не твоя песня! Я ее написал и всегда исполнял!
- Значит так, - голос Вадима звучал тихо, но очень твердо. – Приходи ко мне. Хочешь один, хочешь – с Хакимовым. Все обсудим.
Видеть брата снова было пыткой, и Глеб не решился пойти к нему в одиночку. А Вадим и не старался напоминать ему о том, что между ними было когда-то братство и какое-то подобие единения.
- Хочешь договор? Давай договор. Чего ты хочешь?
- Деньги мне верни, - стукнул Глеб по столу кулаком.
- Вообще-то ты в курсе, что аванс я потратил на постановку концертов.
- Хотя бы основную часть тогда!
- А ее нам не заплатили, ты сам знаешь это не хуже меня. И скорее всего не заплатят – забыл, как мы просрали Олимпийский?
- Народ пришел? Пришел. Заплатил? Заплатил. Никто билеты не сдавал. Эти деньги мы ЗАРАБОТАЛИ.
- Вообще-то я трясу Игоря изо всех сил, он делает все, что может.
- Значит, я подаю в суд на Игоря, - Глеб откинулся на спинку стула и закурил, сверля взглядом уставшее лицо брата.
Деньги плавали где-то на периферии Глебова сознания, внутри свербило одно лишь желание – хоть как-то насолить ему, заставить ответить за всю ту боль, что старший причинил ему, обманув с туром Агаты. Хотелось крикнуть: «А чем я был плох для этого тура? Почему ты выкинул тогда из него меня?!» Но силуэт Хакимова слева возвращал Глеба с небес на землю.
- Ага, и вскроешь все наши махинации. И отдашь безумный налог с гонорара, а Игорь сядет. И все его клиенты – весь наш шоубиз – скажет тебе огромное спасибо!
- Мне плевать, мне нужны мои бабки, я два месяца уже жду!
- Значит так. Давай я тебе расписку напишу на эти пять лямов и отдавать буду постепенно с концертов. За год отдам, если все путем пойдет. Доволен?
- И песни мои не вздумай петь! – визжал Глеб, чувствуя, как ширится и растет в нем злоба на брата.
- Они вообще-то и мои тоже… Я же не с матричными в тур поехал.
- Я их написал!
- Так, ладно, скандалить не хочу. На тебе бумагу, пиши список тех песен, которые ты не хочешь от меня слышать.
Глеб замер над листом. Хотелось написать сразу все – альбомами, но на это Вадим точно не пойдет, наплюет и от злости вообще ни денег не отдаст, ни песни петь не прекратит. И Глеб черкнул первые, что пришли на ум, всего шесть.
- Но у меня одно условие, - Вадим даже не посмотрел в список. – Грязным бельем в прессе чтоб не тряс. Ни Игоревым, ни моим, ни даже своим. Хочешь получить деньги – сиди тихо, пока я их из Игоря выбиваю. А если вякнешь хоть слово – пеняй на себя. Сам пой что угодно, хоть «Черную луну», мне плевать. Мне ваш бухой бойз-бэнд не конкуренты, - и Вадим брезгливо поморщился, даже не подняв глаза на младшего.
Бухой бойз-бэнд? Перед глазами Глеба мелькнули давно забытые, заваленные другими воспоминаниями кадры.
На дворе 2000-й, только-только вышел «Майн Кайф?», и их двоих пригласили на ночную музыкальную передачу. Вадик тогда безумно волновался – они до последнего спорили о звучании альбома, и под конец оба уже не были уверены в качестве предлагаемого материала. Когда такси подъехало за Глебом, и лохматая голова Вадика выглянула из окна, младший ужаснулся: брат был совершенно невменяем.
- Вадик, ты чего? Нас же по телеку покажут, - хохотнул Глеб, влезая рядом с ним на заднее сиденье.
- В первый раз что ль, - махнул рукой Вадим, занавешивая лицо кудрями.
- Чего принял-то хоть на этот раз?
- Не кокс, - улыбнулся Вадим.
- С братом-то поделись, Ирод!
Из ладони в ладонь перекочевала пара крошечных таблеток, и Глеб, даже не попытавшись выяснить, что это, тут же отправил их в рот.
Вадим сидел, низко опустив голову, уткнув лицо в гитару и почти ничего не говоря. На лице его застыла глупая улыбка, и каждый вопрос заставлял его с отчаянной надеждой поднимать глаза на младшего. Тот вздыхал, закатывал глаза и отдувался – отдувался за них обоих. Когда Вадима, наконец, попросили спеть песню его собственного сочинения, он вдруг понял, что не помнит ни слова, о чем он тут же оповестил виджея и снова глупо рассмеялся. Глеб тяжело вздохнул и сам начал петь, выгребая текст с задворок памяти.
На выходе из студии Вадим виновато повис на плече у младшего, бормоча:
- Классная же дурь, правда?
- Ты сколько штук принял? Меня и близко не пробрало так, как тебя!
- Десять, - расхохотался Вадим и опустил подбородок на плечо Глебу.
Вот тогда они были бухим бойз-бэндом. А сейчас? Да что он о себе возомнил!
Приютившая Глеба Ларионова снова пропадала в очередной поездке. Он достал из холодильника водку, сделал несколько глотков и сел прямо на пол, прижавшись лбом к холодному белому пластику. Да так и уснул. Наутро его разбудил звонок: