— Ну да. Разумно. И ноги не бить — Викул взял из ближайшего мешка еще одну лепешку, повертел и бросил обратно, — Тёс надо будет обогнуть самой чащей — по широкой кривой. И выйти, значит, как можно ниже по течению. Так я понимаю?
— Так, — Доктор приободрился и снова сделался весел и деловит:
— А скажи-ка мне, сокрушитель лесорубских городков, есть у тебя какие-никакие барыши?
Кузнец распахнул свой тяжелый жилет, расстегнул широкий кожаный пояс, снял его и показал Хтонию. По внутренней стороне гигантского ремня были закреплены монеты.
— Как знал. Восемнадцать штук вошло. Еще три — в карманах. Ну и мелочи сколько-то.
— У меня есть четыре барыша и четыре выгодки, — вдруг подала голос Шимма.
— У тебя-то откуда, поджигательница? — удивился Викул.
— Я варенья пару горшочков отменяла на площади, — смущенно пояснила девочка, — Очень любопытно стало, что за барыши такие. Все о них говорят…
— Ну и у меня пятьдесят, — подытожил Доктор, — Не пропадем первое время.
Теперь кузнец с изумлением воззрился на Хтония:
— Ты же у нас вроде до таких низких материй не касаешься. Где взял-то?
— Спасибо господину Бонку. Он с первым же обедом для Пола прислал и барыши. С таким, знаешь, витиеватым письмом — посчитал, что его благодарность за устроение мной ледника в траттории будет неполной без подкрепления чем-то там «существенным и поистине необходимым в новые непростые времена»… Я собирался ему вернуть, да не успел.
— Ну оно и к лучшему, спаси его Ворон, — рассудил кузнец, — Когда выходим-то?
Доктор мгновение подумал и спросил:
— Сколько человек знает, где ты копаешь руду?
— Кто знал, те померли уже. Хижину отец с двумя друзьями строил. И они особо не распространялись, где да что. Ну я-то тоже, сам понимаешь, помалкивал.
— Тем не менее, задерживаться здесь не стоит. На нас могут наткнуться случайно, — старик завел глаза вверх, покусал губы и добавил:
— Два дня. Не больше. Физиономия твоя подживет, девочки отдохнут и выйдем… А пока давайте все-таки еще разок снарядим чайник.
18. На реке
Каждую весну, в одном и том же русле, высоко в горах, появлялся на несколько месяцев ручей, питавшийся тающими снегами. В одном месте он выбегал на природный карниз и прыгал с него на скальную стенку — с высоты в десять локтей. Часть скалы представляла собой тайную каменную кладку. И маленький водопад с монотонной настойчивостью год за годом размывал ее, пока однажды не выворотил несколько камней из стены.
С тех пор каждым ясным днем в образовавшуюся дыру проникал солнечный луч и двигался по пещере, что скрывалась за секретной стенкой. Если бы здесь бывали прохожие (хотя зачем бы кто-то стал навещать эти суровые места?), случайный путник мог бы заглянуть в пещеру и обнаружить в ней странную фигуру.
На полу, укутанный в поблекшую оранжевую ткань, сидел высохший старец. Глаза его были закрыты, лицо покрывал слой белесой каменной пыли, чрезвычайно длинные седые волосы серебристыми струями в беспорядке стекали на пол.
Вокруг старца располагались несколько глубоких плошек. Две из них были пусты, в трех сохранились окаменевшие огарки свечей.
Летом случались две недели, когда послеполуденный солнечный луч примерно час двигался по лицу старика — как раз по линии глаз.
В такие минуты Доктору Хтонию было не по себе. Если время дня в тех горах совпадало со световым днем в Мире, то он целый час видел как бы два солнца. Это сбивало с толку, но можно было кое-как привыкнуть. А вот когда солнце начинало сиять в голове ночью, тут Доктору делалось беспокойно. Спать было невозможно, и его преследовал тихий, но настойчивый телесный зов о возвращении.
Реальность вокруг начинала размываться и приходилось прикладывать усилия, чтобы она не развалилась совсем. Вот и теперь в далеких горах наступило лето. Несколько дней второе солнце беспокоило в светлое время суток, а сейчас момент его появления сдвинулся к позднему вечеру.
Кузнец уже час как мерно храпел, Доктор же ворочался с боку на бок и наконец решил выйти из шалаша и выкурить трубочку.
Усевшись на пахучие сосновые бревна у входа, старик обнаружил, что Пол и Шимма еще не ложились. Они сидели на заднем краю плота, свесив босые ноги в воду, и разговаривали. Хтоний с удовлетворением отметил про себя, что девочка — молодец, не снимает косынку даже ночью. Уговорить ее спрятать приметные голубые волосы под темную ткань было нелегким делом. Помогло лишь то, что терпеливая Анит соорудила на голове Шиммы залихватскую разбойничью повязку и показала строптивице ее отражение в карманном зеркальце.