— Чего там? — спросил он, первым подбегая к девушке. Анит несколько отрешенно ответила:
— Шагов за триста. Человек примерно двадцать пять, половина — дети. Все озлоблены и испуганы. В том месте — ощущение большого несчастья.
— Напасть могут? — вклинился Доктор.
— Могут.
— Насколько это вероятно?
— Не очень вероятно. Они чем-то заняты. Если не пугать, то…
— Так, — распорядился старик, — Идем тихо-тихо. Мы с Викулом впереди. Если вдруг драка — ныряете в лес и тащите лошадь с Полом к реке. Догоним вас потом.
Викул, убери топор. Мы мирные странники — идем по своим делам, знать ни о чем не знаем. Пол, ты у нас будешь больной болотной лихорадкой. Шимма, поменяйся с Анит — она ведет Берту, ты их прикрываешь, если что.
Всем всё ясно? Тогда двинули.
Вскоре они вышли на большую округлую просеку, в центре которой дотлевал недавно сгоревший хутор. От него практически ничего не осталось — лишь один сиротливый сарай на отшибе.
Посреди тропы, пересекавшей широкой лентой бывшее поселение, собрались несколько семей хуторян. Они стояли и сидели кругом, в центре которого что-то происходило. Когда путники подошли поближе, угрюмые взрослые заозирались, немного расступились, потянув за собой детей, и Полу с лошади стало видно, что все смотрят на женщину средних лет, сидящую на земле.
Перед ней располагался сделанный на скорую руку алтарь. На нем возвышались небольшие башенки из камней, лежали перья. Сооружение по кругу было очерчено пеплом. Пепел же лежал и в центре алтаря.
Лицо женщины было расцарапано ногтями. Уставив красные глаза на одну из башенок, она пела на повторяющийся варварский мотив несколько фраз, которых Пол поначалу не понял. А потом сообразил, что слова самые обычные, просто женщина ставит в них странные ударения и выкрикивает песню с надрывным стоном:
Голодать больно,
умирать страшно,
помоги, Ворон,
укажи схорон.
Ставлю меточку —
отдам деточку.
Не казни ее,
схорони ее!
Женщина опускала пальцы в еще теплый пепел, рисовала им у себя на лбу серый зигзаг, низко кланялась алтарю и начинала сначала:
«Голодать больно,
умирать страшно…»
Доктор Хтоний выдержал три круга этой жуткой молитвы, после чего тронул Викула за рукав, приглашая идти вместе, и решительно зашагал к алтарю. Приблизившись к ворожее он гаркнул неожиданно надменно и властно:
— Ворон услышал тебя, женщина!
Певшая оцепенела и подняла на старика бессмысленные глаза. Толпа вокруг в испуге отшатнулась. Пол увидел, что Доктор сунул руку в сумку, достал горсть монет и бросил прямо на алтарь. Выгодки и барыши разрушили башенки из камней и привели в беспорядок перья. Старик кивнул кузнецу, показывая, что тот должен сделать то же самое. Викул беспрекословно повторил жест Хтония. Затем, кривя лицо и глядя на ворожею, как на насекомое, Доктор угрожающе прокаркал:
— А дети будут жить, женщина! Мои люди проверят. Если обманешь — накажу! Ты поняла меня?
Ворожея издала горловой звук и вцепилась в ноги Хтония, пытаясь поцеловать его сапоги. Доктор, с мукой дернул щекой и рявкнул на хуторян:
— Уберите!
Женщину оттащили. Старые и молодые мужики принялись кланяться — и кузнецу, и Полу, и девушкам, и страшному старику. Дети и женщины попрятались за хуторские развалины. Тропа снова освободилась.
Доктор махнул рукой, и путники быстрым шагом двинулись прочь от этого места. Шли молча. Шагов через пятьсот, когда их снова окружил лес, старик вдруг скомандовал:
— К демону эту тропу! Сворачиваем… Видеть этих хуторов больше не могу!
Он уверенно повел беглецов прямо в чащу, ловко перешагивая валежник и огибая пни. Вскоре отыскалась полузаросшая тропка, по которой вполне свободно могли идти два плечистых человека. Доктор посмотрел на небо, покрутил головой, указал пальцем направление и буркнул:
— Туда.
Он шагал первым, за ним Анит вела Берту, дальше двигались Шимма и Викул. Никто не решался нарушить молчание. Но минут через пять Хтоний заговорил сам:
— В этих местах, Пол, сохранился обычай. Когда людей настигает внезапная беда, каждая семья приносит в жертву Ворону самого младшего ребенка. Я полагаю, что он появился потому, что маленькие дети в таких случаях обычно умирали от недоедания…
Вообще, за это в Равнланде полагается десятилетняя каторга. Но даже Королевское Око не может знать расположения всех этих заимок и поселений в три-четыре двора. Тут кое-где водятся дичайшие нравы. И искоренить их пока не удается.