— А куда еще мне было, по-твоему, идти? К доктору?!
— Нет, конечно... но...
— Так куда, скажи? Ради всего святого, Френки, сделай хоть что-нибудь, чтобы остановить кровь! Из меня так и хлещет!
— Я... я... сейчас... о черт! — бормотал Френки, облизывая пересохшие губы. Отыскав упаковку стерилизованных бинтов, он принялся рвать бумажную упаковку. Трясущиеся руки не слушались его.
— Чего ты трясешься, как овечий хвост? — спросил Джонни. — Рука-то ведь моя, верно?
— З-знаю, я просто... Господи, хотел бы я, чтобы ты не приходил, Джонни, — скулил он. Справившись, наконец, с пакетом, он разорвал бумагу и, вытащив бинт, принялся разматывать его. На Джонни он старался не смотреть.
— Но почему, дьявол тебя задери?! Я ведь сказал, что не убивал Луиса!
— Слышал. Только все думают по-другому.
— Стало быть, все ошибаются. Ну давай, не стой столбом, Френки! Забинтуй мне руку, и я испарюсь в ту же минуту. Только ты меня и видел!
— Если это ты его убил, так я стану соучастником только за одно то, что перевязал тебе руку! — жалобно проблеял Френки. — Говорю же, не следовало тебе приходить! Для полного счастья мне только не хватало попасть под суд по обвинению в укрывательстве убийцы или в преступном сообщничестве!
— О черт! Прекрати ныть! — рявкнул Джонни.
Френки взял с полки большую бутыль с перекисью водорода и намочил в ней салфетку. Потом приложил ее к ране и вдруг увидел, как лицо Джонни исказилось от боли и через мгновение стало мертвенно-бледным.
— Тише, тише, — пропыхтел он. — Никак, ты хочешь...
— Надо же продезинфицировать рану, — извиняющимся тоном сказал Френки и потянулся за другой салфеткой. Пот катил с него градом, глаза настороженно сузились. Ему на память пришла вдруг Андрэа — хорошенькая мулатка, с которой он познакомился на танцах в Сити-Колледж. Потом мысли его перенеслись к аптеке: Френки надеялся, что в один прекрасный день она будет принадлежать ему. Руки его двигались будто сами собой, методично обрабатывая рану, а сам он старался делать вид, что не замечает ни стиснутых кулаков Джонни, ни закушенной от боли губы. Френки изо всех сил старался остановить кровь, по-прежнему ярко-красной струйкой стекавшую по руке Джонни, но мысли его были далеко. Он никак не мог выкинуть из головы ужасную мысль, что помогает убийце, которого как раз в эту минуту разыскивают по всему городу. Френки казалось, что он сходит с ума. Пот ручьем катился у него по лицу, воротничок рубашки можно было выжимать, на спине расплылись темные пятна.
— Я... мне нужны еще бинты, — промямлил он.
— Ладно, давай, только поскорее, — буркнул Джонни.
— Они там, в зале, — пробормотал Френки, вновь нервным движением облизывая губы, и провел салфеткой по мокрому лбу. — Я... я держу их там. Я быстро, Джонни. Только возьму бинт и сразу же назад. Слышишь, Джонни?
— Ладно, ладно, иди.
— Только возьму бинт и сразу же назад, ладно, Джонни? — чуть громче сказал он. — Сиди, не двигайся. Только не шевели рукой, хорошо? Не то снова кровь пойдет.
Он бесшумно выскользнул за дверь, а Джонни, проводив его взглядом, снова уставился на рану. Будь он проклят, этот сукин сын, с горечью подумал он. Чтоб ему сдохнуть, да поскорее! Ну да ладно, Френки скоро закончит. Кровь уже почти не шла. Осталось только перебинтовать потуже, и ему, по крайней мере, удастся ходить по городу, не оставляя за собой кровавый след. Откинувшись в кресле, Джонни обвел взглядом стены подсобки, увешанные полочками, на которых рядами выстроились бутылки и баночки с порошками и микстурами.
Ему пришлось прождать не меньше десяти минут. Наконец на пороге, тяжело дыша, появился взмокший от пота Френки.
— Дьявольщина, где тебя носило? — взорвался Джонни.
— Я... там... пришел клиент, — принялся оправдываться Френки.
— Что-то я не слышал, как звонил колокольчик, — недоверчиво прищурился Джонни.
— Нет? Вот странно!
— Ладно, Бог с ним. Принес бинт?
— Да. Вот он. Джонни, послушай, ну зачем ты пришел? Я...
— Слушай, ты опять за свое? Завел волынку, слушать тошно! Займись моей рукой, и расстанемся по-хорошему!
— Не сердись, Джонни. Ну как ты не понимаешь, мне ведь приходится думать и о себе. Разве это так странно?
— Ладно, хватит болтать. Забинтуешь ты мне руку, наконец?
— Ты не сердишься на меня, Джонни, правда? Конечно, ты же все понимаешь. Любой в первую очередь думает о себе. И это вовсе не эгоизм, правда, Джонни? В конце концов, нужно же и о будущем подумать, верно?
— На что это ты намекаешь, Френки?
— Ни на что... просто так.
— Чего же ты тогда так потеешь? Смотреть противно.
— Потею? Кто сказал, что я потею? О чем это ты, дружище?
— Да с тебя просто течет. — Глаза Джонни подозрительно сузились. — Кстати, что это ты провозился так долго, а, парень? — вкрадчиво спросил он.
— Где... где провозился, Джонни?
— А там, в аптеке. И не валяй дурака, Френки. Почему ты так задержался, дьявол тебя задери?
— Ну я же сказал. Пришел клиент и...
— Что еще за клиент?
— Женщина. Леди то есть. Она... она вошла как раз в тот момент, когда я открыл дверь.
— И что она купила, эта леди?
— Что?
Джонни вскочил на ноги.
— Ты слышал, о чем я спросил? Что она купила?
— Э... микстуру от кашля.
— Вот как. А разве тебе не нужно было вернуться? Хотя бы для того, чтобы приготовить ее?
— М-м-м... разве я сказал, микстуру от кашля? Боже, что это со мной? Сам не знаю, что несу. Ты уж прости, старина! Конечно нет. Леди просила порошки... магнезию... она купила...
— Почему не звенел колокольчик, Френки?
— Колокольчик?! Ну что ты, Джонни, конечно, он звенел! Ты просто не обратил внимания, вот и все. Звенел колокольчик, ей-богу, звенел!
— Ты дал знать копам, сукин сын!
В крохотной полутемной комнатушке наступила тишина. В слабом свете лампы видно было, как по лицу Френки струится пот.
— Я угадал, да? — прорычал Джонни.
— Надо же позаботиться о себе, верно? — промямлил тот в ответ.
— Ах ты, мерзавец! — прохрипел Джонни. — Грязный ублюдок...
— А что мне было делать?! Пожертвовать всем ради тебя, так, что ли?
Слабо звякнул колокольчик над входной дверью, и Джонни с трудом приподнялся:
— Это...
— Сюда! — завизжал Френки у него над ухом. — Полиция! На помощь, сюда!
Джонни застыл. Ему показалось, что время остановилось. Руки и ноги стали ватными. Комнату на мгновение затянуло пеленой, а когда она рассеялась, Джонни вдруг увидел перед собой в стене узенькую дверь. Он бросился к ней, потом вдруг вспомнил о пальто и вернулся за ним. За дверью гулко загрохотали шаги, и его опять прошиб холодный пот. Махнув рукой, он устремился к двери. Черт с ним, с пальто. Распахнув дверь, он вывалился наружу. И кинулся бежать со всех ног.
Он ни разу не обернулся. Ему не было дела ни до Френки, ни до того, что ему скажут копы.
Глава 4
Кинотеатр «Гранд» находился на Сто двадцать пятой улице, как раз между Лексингтон и Третьей авеню. Именно сюда и направился Джонни, купил билет на последний ряд и уселся, постаравшись поудобнее устроить нестерпимо нывшую правую руку. Откинувшись влево, он наконец исхитрился кое-как пристроить обмотанное бинтами запястье на колени. Прийти сюда его заставили две причины.
Во-первых, «Гранд» находился в верхней части Гарлема, а Джонни почти не сомневался, что копам даже не придет в голову искать его здесь. Может быть, конечно, стоило бы укрыться в Нижнем Гарлеме, к примеру где-нибудь в районе Таймс-сквер. Но ему не хотелось слишком уж удаляться от знакомых ему мест на тот случай, если из-за раненой руки ему станет совсем плохо.
А во-вторых, он пришел сюда, потому что хотел наконец посидеть где-то и немного подумать. Рука ныла все сильнее и сильнее, не давая забыть о себе ни на минуту. К ночи сильно похолодало, и ему стало совсем плохо. Об этой боли никак не удавалось забыть, и Джонни в который раз шепотом проклял этого ублюдка Френки, из-за трусости которого ему пришлось бежать. К тому же по его милости он остался без пальто.
Он сидел в последнем ряду, бинокль, который ему дали, ненужный, лежал у него на коленях, рядом с забинтованной рукой. Экран был так далеко, что без бинокля Джонни видел лишь какое-то расплывчатое мутное пятно, но ему было все равно. В конце концов, он пришел сюда не для того, чтобы насладиться очередным голливудским шедевром. Он пришел, чтобы хоть немного перевести дух, собраться с мыслями и решить, что делать дальше и как выбраться из этой заварушки, прежде чем станет слишком поздно.