Он прошел мимо суетящихся над тощим раненым старухи и знахаря и повалился на лавку. Навна постояла некоторое время над ним, потом нашла в углу выделанную шкуру оленя и накрыла Распознающего. Тот уже храпел, а под веками зрачки его метались, словно перепуганные ястребом гуси.
Ты слишком давно не был у меня. Слишком. Я приготовила тебе маленький сюрприз… — Но Распознающий не хотел слышать ни о каких сюрпризах. Его жадные глаза шарили по фигуре Навны, горящим взором он уже делал с ней то, что неизбежно должно было последовать между возлюбленными после долгой разлуки. Поэтому мужчина потянулся к ней, лихорадочно размышляя, осталось ли в нем достаточно сил, чтобы не разочаровать вспыльчивую подругу, ведь поход и поединок с серебрянкой основательно его вымотали.
Подруга, однако, отступила в глубь заброшенного сарая, выбранного для свидания из-за своей удаленности от глаз бдительных селян. Она явно была раздосадована тем, что молодой Распознающий хотел от нее только одного, игнорируя ее слова.
Сим нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Перед прелестями Навны, которые скорее подчеркивала, чем скрывала широкая вышитая рубаха, он был словно полевая мышь пред очами филина. Грозный командир, разгромивший едва ли не последнее гнездо Арахнид, выдержавший в одиночку бой с грозным пауком, теперь напоминал щенка, походя отшлепанного хозяином без всякой с его стороны провинности.
— Навна, иди ко мне…
Сим чувствовал, что горло его пересохло, и голос выдает все его чувства. Он почувствовал, что возбуждение, распространявшееся по телу от чресел, достигло вспотевших ладоней. И еще он почувствовал, что вместе с голосом, дрожат и руки. В этот миг четкий образ Навны, который вел его через все беды последних лет, словно пропал. Осталась одна похоть. В этот миг его устроила бы любое существо в юбке.
Навна, словно бы чувствуя силу, заставившую дрожавшего Сима сделать несколько шагов в ее сторону, злым голосом прошептала:
— Негодяй, ты мог бы, пожалуй, переспать и с Порченой паучихой.
Что-то в ее голосе и в выражении глаз заставило Сима остановиться. Лоб его покрылся испариной. Из последних сил удачливый командир попытался вернуть себе остатки мужского достоинства.
— Да что с тобой случилось! Если ты не рада мне, я пойду спать. После того, что я совершил, нет сил заниматься совращением упрямой…
Тут он прикусил язык, но Навна словно бы не обратила внимания на едва не вылетевшее оскорбление. Она еще дальше отступила во тьму, и оттуда холодно блеснули ее глаза.
— И что же ты совершил такого, что дает тебе право обращаться со мной, как с пьяной дочерью паромщика?
Она отступала все дальше. Двинувшийся за ней Сим, словно заколдованный, не чувствовал под собой ног. Он видел только блеск глаз, а воображение дорисовывало в пыльном полумраке фигуру своей давней любовницы.
— Ах, да, конечно! Ты уничтожил Арахнид. Спаситель Долины, Сим Великий, Сим Ужасный!
Насмешки лишь распалили Распознающего. Он уже жаждал не только тела Навны. Он хотел унизить ее, сделать ей как можно больнее, растоптать всю ее невесть откуда взявшуюся спесь. А потом — бросить. После этого похода, он был уверен, проблем с женским полом не будет никогда. Лишь бы здоровье позволило удовлетворить всех желающих.
— Негодяй, не смыв с рук запах крови, ты решил быстренько утолить со мной свою похоть, а потом нестись сломя голову к старостам. Уверена, что у тебя в штанах все ходит ходуном, а в голове лишь бронзовый топорик — награда Искоренителю Выродков, а?
В распаленном мозгу медленно раскрывался огненный цветок гнева, словно перед дракой. Все нутро кричало — «да, я действительно Сим Великий, спасший сотни людей, а ты — неблагодарная наглая самка».
Он оступился и едва не грохнулся на какие-то мешки, сваленные в углу. Навна рассмеялась, легко увернулась от его жадных рук и вдруг повернулась и побежала.
Сим, грохоча сапогами по гнилым доскам, вдруг подумал, что вся эта нелепица — лишь любовная игра. Когда-то Навна любила беготней и притворным страхом распалять любовника, придавая простому и торопливому совокуплению прелесть игры. Но это было давно, очень давно. В последний раз, когда они виделись, селянка была покорна и тиха, в ней и следа не было той наглости, что она демонстрировала всю ночь. «Игры играешь, похотливая самка. Ничего, сейчас мы поглядим, кто играет лучше». Сим был уже не в состоянии остановиться. Он бросился за ускользающим силуэтом и вновь едва не упал, изрыгая грязные проклятья. Ответом ему был короткий смешок.
Сапоги Сима создавали невообразимый шум, на соседнем дворе сердито загоготали разбуженные гуси, хрипло тявкнула хозяйская лисица. Ноги же неслышно скользящей Навны словно не задевали предательских досок. Но мужчина был слишком взбудоражен и зол, чтобы обратить на это внимание. Он не слышал ничего, кроме собственного хриплого дыхания.
Вот ему удалось догнать нахалку. Протянутая рука схватила за ворот рубахи, послышался треск разрываемой ткани. Немыслимым образом Навна выскочила из одежды и пропала среди мешков где-то слева, пока Сим барахтался в трофейной куче тряпок. Запах Навны, весьма хорошо ему знакомый, заполнил ноздри и заставил его глухо зарычать, что вызвало новый смешок. Отбросив пустую рубаху, Распознающий бросился на голос.
Обнаженное тело Навны мелькнуло под люком, ведущим на чердак, откуда лился ровный лунный свет. То ли серебристое сияние, то ли взметенная сапогами пыль сыграла с его зрением злую шутку. А может, причиной того была копна растрепанных по девичьей спине волос. Симу показалось, что тело ее совершенно непонятно исказилось, когда она вдруг взлетела вверх по висящей лестнице. Словно бы в руках у нее было по лишнему суставу. Он даже крякнул и остановился перед лестницей, задрав голову кверху, и потер глаза, отгоняя видение.
Навны уже не было видно. Мужчина стоял в водопаде серебристого света, а касавшаяся его щеки веревочная лестница казалась сотканной из звездных лучей.
— Ну что же ты, Великий Распознающий, не можешь догнать слабую женщину…
Издевательские интонации заставили огненный цветок в голове буквально затопить сознание. Сим, едва ли не быстрее Навны, взлетел на чердак. Там он остановился, стараясь понять, где очутился.
Повсюду висели гамаки и канаты, пахло невообразимо гадко, словно бы и не было огромных дыр в крыше, куда сочился свет ночного светила. Навны не было видно, но в душу закрылось смутное, но очень нехорошее подозрение. Все, чему его учили в Школе, весь его опыт буквально стучались в мозг, очевидностью разгадки всего происходящего вводя разум в ступор. Но что-то сопротивлялось ясному и трезвому взгляду на все увиденное, на то, как ловко вывернулась из его рук Навна, каким диким и невозможным для человека способом она вскарабкалась вверх, не притрагиваясь ногами к лестнице. И запах, тот самый запах, который веял над пепелищем, в которое он превратил логово сектантов. Запах, безошибочно распознавать который его учили в Школе. Неповторимое удушливое зловоние сушеных грибов ядовитых пород.
И тут надвинулся пьянящий запах. Ее запах, который окутывал и обволакивал его, знакомый много лет, дразнящий и манящий. Запах любви. Сим замер. Ему вдруг представилось, что сейчас руки его давней подруги закроют ему глаза, а голое тело прижмется к спине. А потом они будут любить друг друга с неистовой страстью, как когда-то, в миг первого свидания.
И руки Навны действительно потянулись к нему. Холодные пальцы резко рванули его за пояс, и Сим, нелепо взмахнув руками, с размаху сел задом на пыльные доски. Тело подруги действительно прижималось к нему, но вместо жара он вдруг ощутил высасывающий силы холод. Попытался вырваться, но Навна держала крепко. Попытался повернуть голову, но что-то твердое и столь же мертвенно холодное пощекотало его горло, и он замер, не в силах поверить, что рядом с ним женщина, его Навна.
— Смотри, Распознающий, смотри.
Дальний гамак шевельнулся, и Сим увидел, что в нем лежит ребенок, крошечный ребенок. Глаза его безошибочно нашли глаза мужчины, и он вдруг почувствовал ужас перед этим крошечным существом. Ужас, по сравнению с которым страх перед Навной отступил и исчез. Ребенок не только видел его в полумраке. Он лежал, диким образом развернув голову назад, словно бы он был мертвецом, которому свернули шею. Ребенок еще и чувствовал человеческий страх и тянулся к этому страху, жадно и уверенно, как обычный младенец тянется к женской груди.