«За что? — спросил Боров. — За что злится, а?»
«Рыло я ему начистил».
«За что?!»
«За то», — туманно объяснил Глист.
Если с Глистом дело наладилось, то капитана Боров боялся по сей день. Кэп ничем не показывал, что знает, из-за кого «Вкусняшку» загнали на мелкий каботаж, но Боров-то понимал: знает. Команда не в курсе, иначе уже устроили бы темную, со свету сжили бы, а кэп ушлый, головастый. Хмурится, молчит, винит Борова во всех бедах. Его небось и сверху предупредили: «Взял твой парень левую девчонку? Взял. Кто не уследил? Кто был в доле? Кто молчал да покрывал? Теперь мучайся, плати по счетам». Случалось, во взгляде капитана Боров читал — или полагал, что читает? — острое желание уволить механика Вандерхузена к чертям собачьим. Дальше взгляда дело не шло, Боров по-прежнему числился в составе команды. Почему? Должно быть, кэп имел на штрафника личные планы. Власти Ларгитаса из кожи вон лезли, стараясь зазвать к себе Мирру Джутхани, мать первого ларгитасского антиса, и капитан «Вкусняшки» надеялся, что, если властям это удастся, им с Боровом выйдет послабление, а то и награда.
Иногда Боров думал, что жизнь чертовски несправедлива. Кто девчонку на борт принял? Старший механик Вандерхузен. Из-за кого девчонка антиса родила? Из-за старшего механика Вандерхузена. Нет, тот парнишка, телепат, тоже поучаствовал — только его дело маленькое, сунул-вынул, а куда бы он, дурачина, совал, если бы не старший механик Вандерхузен? То-то же! Старший, а теперь просто механик Вандерхузен первому ларгитасскому антису кто? Второй отец, а может, даже и не второй! С кем сучка-брамайни спала всю дорогу на Шадруван? Такому достойному человеку и гражданину что надо дать? Орден, государственную премию, пенсион до конца дней! А что дали человеку и гражданину? Вспомнишь — плюнешь…
От нервов он стал много есть. Много? Ну, больше обычного. Случалось, воровал из хранилищ. Двигаться стал мало, тоже от нервов. Мало? Ну, почти перестал. Где тут на корабле двигаться? Разве что умом двинешься, и ладушки. Возвращаясь на Ларгитас, Боров всякий раз давал себе зарок купить абонемент в тренажерный зал. Нет, зал — это морока. Лучше сходить в центр биоэнергетической клеточной коррекции. А еще лучше заглянуть на прием к врачу-телепату: поставить в мозг усилитель воспоминаний о еде на уровне сенсорного восприятия. Говорят, помогает в лучшем виде. Все время помнишь, что сытно поел, и голод не мучит. Да, зарок. Так, с зароком, тряся животом и пыхтя от стыда, Вандерхузен и улетал в очередной рейс.
— Семеро! — отрапортовал Глист.
— Откуда? — возмутился Боров. После большой несправедливости он стал очень чувствителен к мелким. — Мы с тобой на полу. Койки две; если парами лягут — еще четверо. Всего шесть, так?
Глист ухмыльнулся:
— Седьмой с нами ляжет, ближе к двери.
— С нами?!
— Ага. Гляди, ты лежишь так, я так. — Глист жестами вычертил на полу что-то вроде меловых фигур. Похожие контуры рисуют в ретрофильмах на месте убийства. — Тут, у двери, свободное место. Седьмого положим, если не слишком крупный. Подросток точняком влезет…
— Разыгрываешь?
Глист не ответил.
Приказ упал как снег на голову. По всем жилым каютам было велено произвести замеры: сколько человек «Вкусняшка» может принять на борт сверх команды? Отдельно замерялись коридоры, служебные помещения и грузовые трюмы. Боров сгоряча решил, что сбылась его мечта — холодильники с туристами-мерзляками, — но мехбригаде отдельным распоряжением поручили рассчитать вариант экстренного переключения с охлаждения на обогрев, и мечта рассыпалась хрустальными осколками.
— Ладно, — вслух сказал Боров. В животе у него заурчало: не от голода, от злости. Никогда механик Вандерхузен не мог вычислить заранее, говорит Глист всерьез или готовит розыгрыш. — В каюте семеро. Трюмы набьем под завязку. Бросим матрасы в коридорах. И что? Зачем эти расчеты? Для какой статистики?
— Эвакуация, — разъяснил Глист. — Экстренная.
— Сдурел? Кого мы будем эвакуировать?
— Туристов. С Соны на Ларгитас. В случае вторжения в систему.
Боров похолодел. Это страшный сон, сказал он себе. Это страшный сон, я сейчас проснусь.