ПРОКУРОР: Надеюсь, даже в этой стране не призывали: «Убей, но не дай чужому мужчине прикоснуться к твоему телу».
АДВОКАТ: Раз уж заговорили о прикосновениях, я хочу напомнить, что покойный был предупрежден письменно. Да, моя подзащитная до сих пор не поддается волне торжествующей распущенности, до сих пор считает супружескую верность важнейшим моральным принципом, которого люди должны придерживаться.
ПРОКУРОР: Как любил шутить покойный, «слишком строгое соблюдение супружеской верности — это и есть культ секса». Хочу напомнить суду, что у многих народов были учреждены специальные праздники, дававшие людям возможность отдохнуть от этого культа. В Древней Греции они назывались Великие Дионисии, в Древнем Риме — вакханалии, у древних славян — ночь под Ивана Купала, в средневековой Европе — карнавалы. У американских индейцев и северных народов считалось величайшей невежливостью, если хозяин не предлагал жену заночевавшему гостю.
АДВОКАТ: Моя ученейшая коллега слишком увлекается древней историей и забывает, что прямо сегодня на земном шаре живет миллиард мусульман, среди которых прикосновение к чужой жене считается величайшим грехом и карается законом. У них даже врачу-мужчине разрешается прикоснуться только к руке больной, протянутой ему из-за занавески, и по ней поставить диагноз.
ПРОКУРОР: Вы говорили о том, что покойный был предупрежден письменно. Но ведь и ваша подзащитная из писем покойного могла понять, с кем она имеет дело. И тем не менее она пригласила его в свою квартиру и именно в тот момент, когда мужа не было дома. Как это понимать?
АДВОКАТ: Да, в этом случае она проявила наивность. Она воображала, что культурный и воспитанный человек способен сдерживать свое вожделение, способен не уподобляться животному. Но наивность до сих пор не считалась уголовным преступлением.
СУДЬЯ: Я хотела бы еще раз взглянуть на орудие убийства. Бэйлиф, передайте мне, пожалуйста, улику номер шесть. Благодарю. Но ведь это обычная книга, и даже не очень тяжелая. С какой же силой надо было нанести удар, чтобы он привел к смертельному исходу? Книга, как я понимаю, на русском языке. Что написано на обложке?
ОБВИНЯЕМАЯ: Марина Цветаева. Стихотворения.
СУДЬЯ: Вы специально выбрали этот том?
ОБВИНЯЕМАЯ: Нет, книга просто лежала на столе, потому что я хотела объяснить своему гостю, насколько он не прав в оценке некоторых стихов.
ПРОКУРОР: Так-так, у преступления появляется и другой мотив: литературные разногласия.
АДВОКАТ: Требую вычеркнуть слово «преступление».
СУДЬЯ: Удовлетворено.
ОБВИНЯЕМАЯ: Я тоже никак не могла предположить, что такая легкая книга может произвести такой сильный эффект. В другой раз я обрушила на голову нападавшего полное собрание сочинений Шекспира в одном томе — и ничего.
ПРОКУРОР: Ага! Значит, были и другие разы?!
ОБВИНЯЕМАЯ: Ну, там все было ясно. Нападавший уже пытался раздвинуть мои тесно сомкнутые колени и произнес загадочное слово «впиндюрить».
СТЕНОГРАФ: Мне нужно по буквам.
ОБВИНЯЕМАЯ: Вэ-пэ-и-эн-дэ-ю-рэ-и-ти. Как я уже сказала, тогда нападавший ничуть не пострадал. Он сразу оставил свои глупости, открыл том и с интересом прочел комедию «Много шума из ничего». Правда, он был на двадцать лет моложе покойного, и кровеносные сосуды в его голове были крепче водопроводных труб.
ПРОКУРОР: Меня необычайно заинтересовало это признание обвиняемой. Оно рисует происшедшее в новом свете. Теперь мы видим, что перед нами не жертва случайного стечения обстоятельств, а преступница-рецидивистка, не колеблющаяся применять насилие по самым ничтожным поводам.
АДВОКАТ: Если вы считаете, что попытка изнасилования является недостаточным поводом для того, чтобы женщина начала отбиваться, то наши понятия о чести и морали сильно расходятся.
СУДЬЯ: Я думаю, мы слышали достаточно. Обе стороны могут сказать свое короткое заключительное слово.
ПРОКУРОР: Обвинение ясно и убедительно показало, что подсудимая, совершившая пусть и непреднамеренное убийство, продолжает оставаться опасной для общества, она может совершить новые похожие деяния, которые приведут к тому же печальному результату. В связи с этим я прошу суд присудить ее к домашнему аресту, без телевизора, радио и телефона. Срок будет определяться тем временем, какое ей понадобится, чтобы заучить наизусть орудие преступления — том стихов Марины Цветаевой.
АДВОКАТ: Я с трудом верю своим ушам! Нужно потерять всякое уважение к моральным устоям наших женщин, чтобы в данной ситуации потребовать такого сурового приговора. Присяжные леди и джентльмены! Хочу напомнить вам, что конституция нашей страны запрещает применение «необычных и жестоких наказаний». Именно такое наказание предложила моя уважаемая коллега. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что имел место просто несчастный случай, и максимум, чего заслуживает моя подзащитная, — несколько часов общественных работ (например, прочесть лекцию о пользе целомудрия в тюрьме Синг-Синг осужденным за сексуальные преступления, стоя перед ними в купальном костюме).