Они поехали в Гроховку. В первых трех колонках воды не было, только в лужах плескались гуси и утки, но в четвертой, недалеко от магазина, оказалась, они набрали все капроновые фляжки и десятилитровую бутыль.
Юрка все время ломал голову, что бы такое придумать, чтобы Виталию Сергеевичу доставить удовольствие, увидел, что у входа в подвал стоят уже дядьки, и его осенило:
— Дядя Витя, а вы вина не хочете? У нас тут продают.
— Натуральное? В такую жару не плохо бы выпить стакан.
Они пошли ко входу в подвал. Навстречу им, припадая на деревянную ногу, шагнул Роман Безногий и нарочито громко сказал:
— Профессору — почет и уважение!
Редкие волосы прилипли у Романа к залысинам, красное лицо вспотело — он был уже «на газу». Виталий Сергеевич внимательно посмотрел на него.
— Я не профессор.
— Все одно — тилигенция. У меня глаз верный, снайперский. Люблю тилигенцию!
— Очень приятно, — сказал Виталий Сергеевич и хотел пройти мимо.
— Пс-ст! — сказал Роман, протянул руку и уставился в глаза Виталию Сергеевичу. — Дай рупь.
Виталий Сергеевич даже не удивился, достал и протянул бумажку.
— Во! — торжественно поднял Роман рублевку и показал стоящим мужчинам. — Я за что люблю тилигенцию? Она деньги иметь стесняется!
В группе мужчин у входа в подвал засмеялись.
— Не то что вы, жмоты, за целковый удавитесь, — продолжал Роман.
Виталий Сергеевич начал спускаться в подвал, следом застучал деревянной ногой Роман.
В подвале с потолка свисала электрическая лампочка, за столом сидела горбатая Алка. На столе стояли два граненых стакана, ведро с водой и большой эмалированный чайник. Алка окунула стакан в ведро, подставила под чайник, в стакан полилась мутная зеленоватая струя.
Виталий Сергеевич взял стакан, поднес ко рту, понюхал и поставил обратно.
— Нет, благодарю вас. Немытый?
— Как это — немытый? — обиделась Алка. — На ваших глазах помыла!
— Я не про стакан. Виноград давили немытый.
— А сроду его мыли? — сказал Роман.
— То-то он ДДТ и еще какой-то пакостью отдает…
— Ничего, нам годится, — сказал Роман. — Еще шибче забирает…
Они поехали домой. Юрка старательно держал бутыль и мучился. Он хотел сделать как лучше, а ничего не получилось.
— Не понравилось? — спросил он. — А дед и папка говорят — хорошее…
— Ничего, — утешил его Виталий Сергеевич. — Без вина жить можно. Особенно такого.
Дома они помыли запыленную машину и пошли купаться. Юливанна пошла с ними. Они ныряли, плавали наперегонки, Виталий Сергеевич учил их лежать на воде совсем не двигаясь, а потом все сидели на камне и отдыхали. В один из зимних штормов море выбросило длинную плоскую глыбу песчаника, а потом у берега намыло сай[1], волны не доставали больше до камня, он так и остался, единственный камень на всем берегу от переправы до Окуневки. На нем очень удобно сидеть. Юливанна и Виталий Сергеевич сидели на камне, а ребята просто на песке, и Юрке почему-то пришло в голову спросить:
— Дядя Витя, а у вас дети есть?
Может, он подумал, как, должно быть, хорошо им живется, этим детям?
Юливанна вдруг встала и пошла домой. Виталий Сергеевич посмотрел ей вслед и, помедлив, сказал:
— Есть сын. Он уже большой и живет самостоятельно.
3
К приезжим ходили не только они, ребята. Как только Юливанна принималась готовить и оставалась одна, к ней бежали то Максимовна, то мамка. Нюшка ходила редко — стеснялась. Что говорили Максимовна и Нюшка, слышно не было, они говорили тихо. Зато, когда говорила мамка, слышно на весь бугор. Может, у нее такой громкий голос, потому что она часто кричит и ругается? Она говорила всегда одно и то же: как трудно жить, и что папка пьет, может и последнее пропить, приходится его стеречь, пьяный он заводной, мало ли чего может натворить, потом не развяжешься, и что дети плохо учатся… А сойдясь вместе, они судачили о Юливанне, наперебой хвалили ее: и какая она, видать, хозяйка, и аккуратная, и душевная, и поговорить с ней одно удовольствие, все понимает и сочувствует, и какое привалило счастье Виталию Сергеевичу, что у него жена такая ласковая да добрая, ну и он тоже, слава богу, — за таким мужем, как у Христа за пазухой, — не то что словом, взглядом не обидит, все Юленька да Юленька…
А к Виталию Сергеевичу ходили мужчины. Чаще всего дед, изредка Федор. Тогда шли неторопливые разговоры о хозяйстве, о политике — что делается с этим Вьетнамом, когда будет конец, а то, гляди, еще чего доброго… и кто первый полетит на Луну — американцы или мы, и, может, хоть теперь будет маненько легче, а то прямо не знаешь, куда и податься — то кукуруза, то горох, то пятое, то десятое, семь пятниц на неделе, и каждая главнее престольного праздника…