Папка в лагерь не ходил. Юрка знал, что ему очень хочется поближе познакомиться с Виталием Сергеевичем, и он не раз зазывал его к себе, но Виталий Сергеевич не приходил. Он вообще ни к кому не ходил, никто на это не обижался, а папка обиделся. И однажды так прямо и сказал:
— Что ж вы нас обижаете? Не по-соседски…
— Чем?
— Не зайдете никогда. Посидели бы, поговорили по-настоящему.
— Разговаривать можно и здесь.
— Ну, как бы сказать, обстановка не та… И потом, я хотел показать вам, узнать мнение. Я ведь, между прочим, немножко рисую…
— Вот как? — сказал Виталий Сергеевич. — Любопытно.
Они пошли в мастерскую, где папка всегда рисовал. Там стоял большой слесарный верстак, навалены дорожные знаки и всякие инструменты, но все-таки там просторнее, чем в комнате, никто не крутился перед глазами и не мешал. А на стенах висели папкины картины, уже оконченные и только начатые. Нарисовано на них разное-разное и большей частью такое, чего Юрка никогда не видел. И горы, острые, как пики, и много-много деревьев сразу — это называлось лес, — а из-за гор и леса обязательно всходили или желтая луна, или красное солнце, и озеро, по которому плавали белые гуси с такими длинными шеями, что они изгибались, как вопросительный знак. И другое озеро, все заросшее широкими, с тарелку, листьями и белыми цветами, а поверх листьев и цветов лежала тетка с угольно-черными глазами. Сама она была розовая, как семейное мыло, и совсем голая, только стыдное место прикрывал белый шарфик, который сам по себе висел в воздухе. И здесь тоже были белые гуси с длинными шеями и желтая луна. Юрка не понимал, почему эта толстомясая тетка не тонет, и про себя думал, что, если б он умел рисовать, он бы рисовал не этих голых теток, а самолеты и танки, Чапаева, как он летит на белом коне, или космонавтов, как они гуляют в космосе. Он даже как-то спросил папку, почему он такое не рисует, это, мол, куда интереснее, но папка только усмехнулся и сказал:
— Много ты понимаешь!
Конечно, Юрка понимал еще мало, но что папка здорово рисует, это он понимал хорошо. У него все такое похожее. Видно каждый камешек, каждую веточку. И все такое красивое. Даже красивее, чем на самом деле. Если уж луна, так желтая-прежелтая, солнце краснее, чем светофор в городе перед базаром, а таких зеленых листьев и травы не было даже в городе…
Юрка смотрел то на картины, то на Виталия Сергеевича, чтобы угадать, как они ему нравятся, а папка суетился больше, чем всегда, рассказывал, как он рисует с открыток по клеточкам, и как каждая картина называется, и как трудно доставать краски, особенно белила. Виталий Сергеевич молчал, потом сказал «н-да» и опять замолчал. Папка не выдержал и спросил:
— Ну как?
— Что я могу сказать?.. Вы, по-видимому, для себя рисуете, для собственного удовольствия?
— Ну, для себя! — засмеялся папка. — Для себя — это баловство. На одни краски сколько денег изведешь. Понимаете, я ведь сейчас просто дорожный рабочий. Временно, конечно, — поспешно добавил он. — Зарплата маленькая. Вот я когда болею, на бюлетне, — подрабатываю немножко.
— И находятся, покупают?
— Отбою нет! Народ ведь стал культурнее, все хотят жить красивше…
— Н-да, только этого и не хватает, — сказал Виталий Сергеевич и опять замолчал.
— Что ж вы меня не покритикуете? — принужденно улыбаясь, сказал папка. — Вы человек с высшим образованием, в искусстве разбираетесь…
— Сейчас все в искусстве разбираются, даже те, кто в нем ни уха ни рыла… Что мне вас критиковать? Если по большому счету, то мы с вами одного поля ягоды…
— Так вот про это я и говорю! — обрадовался папка.
— Но если вы хотите знать правду о вашем рисовании, — пожалуйста. Запретить вам никто не может. Можно только пожалеть, что вы этим занимаетесь.
Папка обиженно поджал губы. Виталий Сергеевич повернулся и пошел домой, в лагерь. Юрка сначала растерялся, не знал, что делать, потом побежал за ним. Виталий Сергеевич не обратил на него внимания, шел, опустив голову и хмуря густые черные брови. Юрка сначала думал, что они тоже седые и только крашеные, но потом разуверился — Виталий Сергеевич сколько раз при нем нырял, а брови не линяли — значит, они на самом деле такие черные.
— Дядя Витя, — сказал Юрка, — а почему вам не понравилось? Разве папка плохо рисует?
— Рисовать он не умеет. И дело не только в том, как он рисует, а и в том, что он рисует… Ну, ты этого не поймешь.