— Вполне. Ты хочешь, чтобы он навсегда остался рядом с тобой. Вы ей об этом сказали?
— В общем… дал понять.
— И объяснили, что она в этот вариант не вписывается?
— Объяснил, что мы со своей стороны готовы оказать ей любую возможную помощь.
— Какую? Разлучить её с Андреем?
— Он сам ушел от неё, — не дала ответить Дубовому Ольга.
— Ушел, чтобы вернуться.
— Он что, сказал об этом?
— Да, — замешкавшись на секунду, подтвердил я.
— Значит, теперь ему некуда возвращаться, — спокойно сказала Ольга. — Она исчезла.
— После вашего разговора? — повернулся я к Дубовому.
— После.
— Какая разница — до или после. Мне кажется, ты вообще придаешь ей не то значение. Согласна — он её пожалел, помог. И все! Больше ничего не было. Не накручивай никакого другого смысла. Ты ведь её даже не видел. Виктор Петрович расскажет, во что она превратилась.
Мы вышли на берег и стояли перед трапом, спущенным с катера прямо в воду.
— В данном конкретном случае никаких злоупотреблений с её стороны не отмечалось. Кроме единственного. Категорически не желала говорить о себе. В смысле ближайшего и отдаленного будущего.
— Что вы ей предлагали?
— Консультацию у лучших врачей, деньги на дорогу…
— Дорогу куда?
— Не знаю… Куда захочет.
— А почему она должна куда-то ехать? — неожиданно спросил Гриша, уже поднявшийся на борт катера.
— Не потащим же мы её с собой, — сказала Ольга.
— Как знать, — не согласился я. — Возможно, это единственный способ вернуть Андрея.
Мы поднялись на борт катера, и он стал медленно отходить от берега.
— Думаешь, он узнал про неё? — спросила Ольга.
— Уверен.
— Как он её найдет? Она исчезла. Мало ли что придет ей в голову.
— Если мы найдем её, найдем и Андрея. Он пошел за ней.
— Зачем? Зачем нужна ему пьяная опустившаяся баба? Согласна, когда-то она была очень даже ничего. Только от этого «ничего» ничего не осталось. Так? — повернулась она к Дубовому.
Тот молча пожал плечами.
— Ну и где мы будем её искать? — спросила Ольга.
— Не берите в голову, — сказал Дубовой. — У меня здесь хорошие связи. Отыщем.
— Она писала хорошие стихи, — как всегда, неожиданно сказал Гриша.
Мы с удивлением повернулись к нему.
— Ты откуда знаешь? — спросил я.
— Мы с ней учились в одной школе.
Я, Гриша и Дубовой шли через городскую свалку. Дождь вперемешку со снегом скрадывал окрестное пространство, затянутое дымом тлеющего мусора и костров, разбросанных по окраинам огромного оврага. Подъезжали самосвалы, мусорки, разгружались, уезжали. Надсадно взревывая, бульдозеры расталкивали, трамбовали отходы человеческой жизнедеятельности. В дыму копошились десятки человеческих фигур. Огромная стая ворон неожиданно с криками поднялась в воздух, закружилась над нашими головами. В общем, с уверенностью можно было говорить о впечатлении от одного из кругов ада. И как связующая нить с предыдущим эпизодом, все то время, что мы шли по направлению к одному из костров, звучал голос Лены, читающей свои стихи:
Люди, сидящие у костра, при нашем приближении поднялись. Настороженно смотрели, явно не ожидая от нас ничего хорошего. Гриша, слегка поотставший, чтобы снять все еще кружившихся над нашими головами ворон, быстрыми шагами приближался к нам. Разглядев в руках его камеру, несколько человек торопливо отвернулись и через несколько мгновений буквально растворились в клубах тяжелого смрадного дыма.
— Интересуетесь отбросами жизни? — хриплым спитым голосом спросил выступивший вперед высокий несуразный человек в треснувших очках, которые, несмотря на полную «бомжовость» его одеяния, придавали их владельцу почти интеллигентный вид.
Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но, отстранив меня, уверенно вышел вперед Дубовой и спокойно сказал:
— Интересуемся Академиком.
— На прием записывались? — поправив очки, серьезно поинтересовался представитель городской свалки и покосился на Гришу, который, заметив мой знак, стал снимать. — Хочу предупредить, — продолжал «интеллигент», — секретарь Академика редкая стерва. Без предварительной договоренности или высокой рекомендации — бесполезняк. Костями ляжет. Академик у нас человек занятой, рабочий день расписан от и до. Иначе, сами понимаете, начнется полный раскардеж в окружающем пространстве. Свинину с Центрального завезут в отходы химкомбината, а кирпичники завалят стеклотару. Нам такие убытки не с руки. У нас в отличие от гребаной демократии плановое хозяйство. Так, мужики?