- Нашел хозяин свою машину. А находится она в том направлении - ткнул он пальцем в сторону, далекую от того места, где Виктор Петрович вышел на лужайку.
- Завтра я отведу тебя туда, и все будут счастливы. Ты - своим возвращением, а я - своим одиночеством -добавил Павел.
- Так все просто! - подумалось Виктору Петровичу. Тело его лежало у костра, а чувства его были повержены на лопатки безграничными возможностями нового знакомого.
- Что-то я не слышал про такое НИИ в нашем городе - начал он снова сомневаться. Неудивительно - Павел убрал ноутбук в палатку, где по-прежнему горел свет, превращавший палатку в уютный теремок:
- Неудивительно, потому что город мой далеко от этих мест.
- Ты путешествуешь? - не унимался Виктор Петрович:
- Разве можно быть счастливым в одиночестве?
Они продолжали попивать чаек. Ночь под звездным небом сближает людей, даже незнакомых, а костер располагает к беседе
- Вряд ли я путешественник - возразил Павел:
- Путешественники стремятся к новым местам. Их тянет туда, куда стремятся все, где толпы людей, а я сбежал от всего этого, от суеты, от людей, от цивилизации. Правда - он усмехнулся: Полностью от нее сбежать невозможно - он указал пальцем на карман с телефоном: - Все мы теперь ее рабы и заложники удобств, можно только выбрать меньшее из зол.
Виктор Петрович молчал, чувствуя, что будет продолжение у рассказчика, не имевшего ничего против случайного слушателя.
- Увольнение мне не грозит, - продолжал Павел:
- Я уже на пенсии, иногда приглашают помочь. Каждое лето я забираюсь куда- нибудь в глушь, отдохнуть от людей, от всего. Да... Тело устает от физических нагрузок, а душа устает от суеты, от чужого пустословия, от давления на нее со всех сторон, от государства - от него тоже устает. Ведь государство - это машина, и каждое государство - это своя марка машины. Каждая такая машина везет по-своему. Мы с тобой одного возраста - он посмотрел на Виктора Петровича: И знаем об этом. Раньше было как? Усадили нас всех в кузов такой вот государственной машины и повезли вперед, в светлое будущее. Только в кузове том никто не сидел, глядя в окошечко, а все вкалывали ради топки, в которой горел огонь, двигавший машину вперед. Потом опрокинули машину вверх колесами, вытряхнув людишек из кузова - кто в грязи утонул, кого задавило, кто сгинул - никому дела не было до тех людишек. Когда поставили машину на колеса, все вокруг ахнули - обернулась иномаркой та машина, что раньше всех везла вперед, мать честная! Вот радости-то было! Только поставили ее на колеса задом наперед, и погнала она в обратную сторону, круша все на своем пути. Вот тебе другая государственная машина - Павел говорил неторопливо, и речь его звучала подобно преданиям древних сказителей в ночи. А Павел продолжал:
- Мчится теперь эта машина подобия иномарки, сверкая боками. Мчатся в ней только те, кто ею лихо и реально рулит, не замечая и не желая замечать того, что те, кто работают и обслуживают эту машину, давно выброшены из кузова и не успевают за ней, за машиной этой, потому что мчится она без всяких правил, потеряв страх перед любыми правилами. И кузова нет никакого у этой иномарки, не предусмотрено для обслуживающего персонала, а есть только уйма динамиков, которыми увешаны ее бока и через которые гремит реклама о ее прелестях, о том, что машина эта всех обгонит, всех победит и все вокруг пометит своими выхлопными газами.
Не только бывшие пассажиры в ужасе от новой машины, но и весь мир в ужасе ждет своей участи, которая постигнет его, когда эта блестящая машина, битком набитая одними рулевыми, врежется в приглянувшийся рулевым столб.
Каково ехать в такой государственной машине, из которой во все стороны разлетаются запчасти в виде медицины, науки, образования, социальных гарантий, а рулевых волнует лишь одно - удобств езды? Каково это? Лично я от такой езды устал - Павел вздохнул:
- Здесь, в лесу она не чувствуется. Раньше умудрялся как-то смехом спасаться - посмеешься над юмористами и легче становится, а с годами подумалось: Ведь это мы над самими собой смеемся. Надо бы этим юмористам морду набить. Это не мы, это они над нами смеются, что мы ничего не можем изменить в жизни, похожей на абсурд. С тех пор смеяться расхотелось и спасаюсь я не смехом, тишиной я спасаюсь - спокойно добавил он, потянувшись за чайником. Павел улыбнулся:
- Я люблю свою страну, а не государственную машину. Здесь ее колеса на меня не давят - он развел руки в стороны:
- Здесь здорово! Не входишь в контакт с шестеренками машины. Это наподобие рыбки в аквариуме, - усмехнулся он:
- Она чувствует себя свободной, пока не стукнется лбом о стенку. Так и я не чувствую здесь никаких стенок, а чувствую себя человеком, причесываю свою душу, потрепанную от контактов с цивилизацией, все более загоняемой в гараж государственной машины. Интересно получается - снова усмехнулся Павел:
- Ты живешь и вроде бы не нужен этой машине государственной - катит она, везет саму себя в свое удовольствие, но в то же время сидишь и ждешь, когда ты понадобишься какой - нибудь долг исполнить, забытый или вновь придуманный, при гараже обязанностей числишься, пока на выборы какие -нибудь не позовут. Впрочем - он опять усмехнулся: Скоро и для этого не понадобишься. Там сейчас столько рулевых рулит, что им хватит самих себя выбирать.