— Я не думаю, что гениальность ценится выше человеческих качеств. Для кого-то, но не для меня.
— Что, правда? — хором удивились все трое.
Я даже растерялся, я что — ляпнул что-то не то?
— Мы имеем в виду… Прости, знаешь, странно слышать такие слова от гения.
— Я не гений, Стейси! Да что с вами, люди? Какого чёрта вам нужно?
— Ага, скажи ещё, ты «человеческие качества», — переглянувшись, засмеялись они.
— Он просто пытается быть дружелюбным и не сеять панику, — встрял Джим. — И втереться в доверие к нам, обычным людям. Иногда я боюсь очнуться и найти себя на операционном столе, препарированным, как лягушка, где-нибудь на Альфа-центавре. Так я себя чувствую рядом с этим инопланетянином.
— О, скажи, что это неправда! Я к тебе со всей душой, а ты!
— А я так не думаю, — говорит Грег. — В смысле, он нормальный парень, только слишком…
— Сумасшедший? Дикий? — поигрывая бровями, помогает Стейси. Я, вне себя от любопытства, жду, что он скажет.
— Оригинальный! Я хотел сказать «оригинальный»! Не смотри на меня, Майкрофт, ты просто привык делать всё по-своему, разве нет?
Я просто привык делать всё по-своему…
========== The Frank Sonata ==========
— Глазам своим не верю!
Я не вздрагиваю от голоса за спиной, только раздражённо шикаю, обернувшись, и продолжаю наблюдение.
— Майкрофт, — возмущается Стейс, дёргая меня за рукав, — и как часто ты этим занимаешься? Охренеть можно, Майк!
Она так возмущена, что от моего раздражения не остаётся и следа. Ну да, я подглядываю за бывшим парнем. Но не шпионю же! Кроме того, делаю это не всегда. Иногда. Редко.
— А ты сама-то что здесь делаешь? — подозрительно щурюсь я. — Следишь за мной?
Но она только насмехается:
— Извини, конечно, но у меня такой привычки нет. Обалдеть, прячешься в кустах, чтобы что? Посмотреть на своего бывшего, — она хоть и говорит тихо, но в конце концов не выдерживает и восклицает: — Ты фантастический дебил, ты знаешь это?! Да выйди из своего укрытия, подойди к нему и будьте уже вместе, идиоты!
Шикаю, закрывая ей рот рукой:
— Тсшш! Идёт, — одними губами предупреждаю я. Она пригибает ветку шиповника, следуя за моим взглядом. Грег прощается с однокурсником и, пнув колесо мотоцикла, застегивает ремень шлема. Меня мутит любовной тошнотой.
— Благоразумие — твоё второе имя. Ну вот, я видел всё, что хотел. Теперь я доволен, — тихо бормочу я, отпуская подругу.
Мы ещё немножко смотрим на то, как он уезжает в противоположную сторону, а потом Стейс одаряет меня тычком в живот.
— По-твоему, это нормально, — цыкнув, она вкручивает в меня палец, как сверло, — извращенец ты долбаный? То есть от этого твоя гордость не страдает?
— Ну хватит, — обрываю я, одёргивая её руку. — Не твоя забота, чем я развлекаю себя в свободное от твоих нотаций время. Хочу — лебедей кормлю, хочу — подглядываю за приглянувшимся парнем. Видишь ли, я гуляю.
— Это Лестрейд-то приглянувшийся парень? Он твой бывший!
— Не вижу логики, — недоумеваю я.
— Ты любишь его. Он любит тебя. Ты прав, логики никакой.
— Да что ты заладила, — рычу я, — конечно я люблю его, да у нас все разговоры только об этом! Да, я люблю его, он любит меня, именно поэтому нам не надо быть вместе. Я не бегу от него, Стейси, это благоразумие толкает нас друг от друга, потому что его много — губительно много, а меня слишком много в принципе, а уж тем более для него одного. Не пытайся понять, просто отстань от меня, — скороговоркой выпаливаю я, и сам наконец понимаю; и ухожу, в надежде, что она отвяжется.
— Тебе легче от того, что ты его видишь? — чёрт возьми, всё-таки идёт следом за мной. Нечего делать: замедляю шаг и даю взять себя под локоть, не приведи Господь ей устроить сцену посреди улицы.
— Он самый очаровательный из встреченных мной людей, на кого ещё мне смотреть? Легче? Не знаю, легче ли потакать своим желаниям, но это приятнее, чем смотреть в потолок.
— А по-моему, одно и то же. Ты же не говоришь с ним. Ты его не спросишь, он тебе не ответит. Даже не взглянет.
— Он достаточно наговорил и сделал. Теперь я хочу, чтобы он помолчал. Кажется, у него должно быть что-то ещё, кроме меня. И может быть, у меня тоже.
— Что-то ещё? Кто-то ещё?
— Своя жизнь, я имею в виду. Всему своё время, Стейси, а мы встретились слишком рано. Не хочу, чтобы потом он заявил, что я всё ему испортил. За себя я не переживаю… потому что всё в любом случае возвращается к нему. Селяви. Комси-комса.
— Вроде как ты не хозяин собственной жизни, — смеётся она. — Звучит пугающе.
— Знаю, — улыбаясь, тяну я, — но такая уж у меня натура. Достала эта глобальная помешанность на чувствах, на отношениях. На любви как на подмене смысла. Ну пляшу я вокруг него, и что? Я бы всё для него сделал. Это ужас. Жизнь и раньше не подавала особых надежд, а теперь и она мне не принадлежит, пока я не забрал её обратно, конечно.
— Разница есть? — в её голосе сложно не уловить иронию, вопрос скорее риторический.
— А вообще-то есть, — приходит мне в голову, — ты всё говоришь, что я боюсь быть с ним, но на самом деле любить кого-то — всё равно что переложить на него ответственность. А я — человек порядочный.
— Ты? Порядочный? В каком месте, позволь спросить?
— Многие так считают, а кто я такой, чтобы разубеждать многих?
— Некоторые вроде меня уверены, что ты болван.
— Не вижу, как одно исключает другое, глупышка. Но ты права, я мог бы быть поумнее, но упустил время.
— Никто не бывает умнее, чем в шестнадцать лет, — замечает она, довольно шагая рядом и глядя не под ноги, а перед собой. — Мертвее, чем в шестнадцать лет. Меньше.
Меня пронзает внезапная жалость от этого её светлого лица, светлого дня, ясного голоса и контраста того, что она имеет в виду.
— Абсолве те, — вдруг говорю я.
Она смотрит долгим взглядом.
Я приказываю себе улыбнуться.
***
Я стучусь к нему в дверь, когда над городом занимаются сумерки. Этот вечер — самый обычный необычный, а я чувствую себя перебежчиком с самого утра, когда решил, что приду сюда, и поддался ужасному мандражу, нараставшему с каждой минутой. Проще привалиться к стене и умереть от аритмии, чем увидеть его.
В квартире — голоса, точнее он кричит кому-то, что откроет, и я почти порываюсь развернуться и уйти, сбежать по ступеням, оставив его недоумевая пялиться на решётку лифта и слушать топот по лестнице. А когда внизу хлопнет дверь — он поймёт, он все всё поймёт…
— Майк?
Когда после удивления включается узнавание, потом неверие, следом лицо выдаёт себя восторженной нерешительной улыбкой, и весь его вид руководит мной: я тянусь к нему, чтобы обнять, слушаю, как быстро колотится его сердце; моё собственное раздаётся в груди, отнимая воздух; это длится и длится, а потом каким-то бездумным порывом нахожу его губы и чуть ли не плачу, не кричу от того, как напряжение достигает пика и сходит на нет. Ему не нужна была и секунда, чтобы подумать, мне — чтобы решиться, всё давно решено и закономерно. И мы прижимаемся друг к другу лбами, совершенно не соображая, что происходит.
— Пойдём, — меня берут за руку и ведут в квартиру. — У меня гости, с работы, ты их не знаешь — шепчет он, и я останавливаюсь, не доходя до кухни, откуда слышатся громкий смех и голоса. — Ну что ты? — спрашивает он, а я всего лишь не хочу никого видеть, не хочу встречаться с его друзьями, мне неловко прятаться ото всех, смотреть в глаза людям, которые не подозревают, что он мой куда больше, чем их. Мне не нравится делать из людей идиотов, а Фрэнсис скрывает свою ориентацию там, где это неуместно, и, знаю, это как раз тот случай.
— Иди, я сейчас.
Он смотрит, сомневаясь, не решил ли я удрать, и я даю понять, что нет, не решил. И тогда он уходит, а я иду в ванную, где плещу в лицо холодной водой и смотрюсь в зеркало, но в нём, кроме капель на щеках, не отражается никаких перемен. Квартира у Фрэнсиса совсем никудышная, маленькая, почти без мебели: в гостиной только диван, длинный стальной рабочий стол у стены, на нём пара компьютеров и разобранная камера. Ни книг, ни журналов, ни цветов, а в спальне у него не кровать, а простой матрас за 499£. Квартира такая, какую он мог себе позволить, не прибегая к помощи матери. Хоть он и говорит, что может позволить многое, думаю, своих денег у него куда меньше, чем он настаивает. Но мне всегда было плевать, даже нравилось всё, что было так непохоже на меня. Я был готов и на сарай, и на хлев, и на телефонную будку, обклеенную листовками девочек по вызову, лишь побыть с ним ещё немного.