Мудак? Эй, вы трое! Не видите — он снова все портит!
Моргаю, и красный сигнал светофора, мигнув в ответ, сменяется зеленым.
Где-то на периферии сознания мелькает понимание того, что таким и должен быть настоящий мудак. Таким, как я. Тихим, но эффективным.
От последней мысли становится совсем весело. Брось, Майкрофт, ты не можешь отрицать, что во всем этом есть доля правды.
Мне кажется, моя судьба — та еще сучка. Она молода, беспечна и любит веселье. Ей не нравятся комедийные шоу по телеку — находит их скучными, — но «подкидывать» меня ей по душе. Развлекательный канал «Майкрофт-ТВ» — самый свежий юмор семь дней в неделю!
Почти уверен: моя жизнь порядком отличается от многих других.
Наверное, где-то живет другой мудак, который думает так же. Знаю-знаю. У него темные вечно взъерошенные волосы, на щеках — неизменная щетина, а глаза смотрят так, что никому и в голову не придет назвать их обладателя мудаком. Никому — кроме меня.
С тех пор, как я видел его в последний раз, прошло… полмесяца, наверное. Не то чтобы я расслабился. Первое правило настоящего мудака — не давать жертве передышки.
То сообщение на асфальте было пробой пера. За ним последовало еще одно — поверх закрашенной серым первой надписи.
«А как зовут тебя?» — вопрошали белые буквы.
Я стоически проигнорировал ещё не ставшее привычным утреннее приветствие и отправился на работу. «Ещё не ставшее» — я всегда был немного наивным и надеялся на человеческое благоразумие.
Нет — на самом деле я надеялся, что это развлечение ему наскучит.
На следующий день всё повторилось.
«Это невежливо», — гласила надпись.
Я убедил Клэнси не обращать внимания. Было трудно — пришлось использовать самые беспроигрышные аргументы. Тогда казалось, что беда миновала, но в итоге я лишь отсрочил истерику.
«Я пытаюсь быть дружелюбным», — так начался четвертый день.
Вернувшись из Манчестера, Олли застал несколько двусмысленное «Мне понравилась твоя машина».
Скандал был жуткий.
«Ты злишься?» на следующее утро ввело меня в ступор. Взгляд Олли, высунувшего голову в окно, не предвещал ничего хорошего. Целый день прошел в мыслях о том, что ждет меня вечером. На совещании с министром я сидел, смотря в одну точку.
Мы поссорились так, что почти не разговаривали еще два дня. Олли выгнал меня из дома; я вымаливал прощение, стоя на коленях на надписи «Мне жаль твоего друга». Хорошо, что репортеры так и не пронюхали, куда переехал Олли. Представляю себя на коленях на второй полосе «The Sun». Сразу после грязных трусов какой-нибудь звезды.
Мы окончательно помирились, обсуждая план поимки чокнутого художника в пятницу, разглядывая мокрый после дождя асфальт и «Но вообще-то он играет, как дерьмо» с лужицей на месте заглавной «S».
Решение было простым: дождаться, пока ночью не появится незадачливый любитель граффити, и взять его тепленьким. Тогда мы даже не задумывались, что собираемся сделать с этим пакостливым мудаком.
Но, как это всегда бывает, когда в дело вступаю я, план провалился с оглушительным треском. Я честно ждал, но пятница выдалась такой зубодробительной, что в итоге уснул. А проснулся уже от криков пришедшего в бешенство Олли. Не помню, как выбежал на улицу, как растаскивал дерущихся (то есть оттаскивал Олли, который буквально озверел, почуяв первую кровь). Не помню, куда делся уличный художник — исчез, будто провалился сквозь землю, пока я возвращал Олли в адекватное состояние.
В следующие три дня все было тихо. Я даже забеспокоился, куда делся эм… тот парень. Не удивился бы, если зализывал раны, — в порыве злости Клэнси вполне способен откусить и ухо, и нос. В глубине души я надеялся, что он всё же решил оставить свою идиотскую затею. Конечно, доводить меня весело — пока не нащупаешь грань моего терпения.
Хотя, кому я вру. Мне было скучно. Не без скандалов, конечно, но нельзя не признать, что у этого Грега забавное чувство юмора. И ещё более забавное чувство самосохранения. Ну, и гордость взыграла — куда без нее. То ли он слишком быстро сдался, то ли я наскучил так скоро.
С этими мыслями я вышел из дома Олли позавчера. И, к своему удивлению, наткнулся на размашистую, на всю дорогу, надпись:
«Н Е Д О Ж Д Е Ш Ь С Я»
Вот так. «Не дождешься». Захотелось завыть, опуститься на траву и, обхватив голову руками, лелеять повисшее в воздухе безумие. Но вместо этого я шел к машине, помахивая портфелем, не скрывая улыбки.
Домой к Олли я предсказуемо не вернулся, опасаясь очередного скандала и желая хотя бы пару дней побыть в тишине.
Из того, что он прислал на пейджер, я понял, что ехать к нему смысла нет.
Поэтому и сегодня мой маршрут пролегает через другую часть Лондона. Неумолимо зеваю. Приеду и завалюсь спать, и никто — никто, — не помешает как следует выспаться.
Может, выпью. Наверное. Позвоню Стейси и, если застану дома, поплачусь в жилетку. Выслушаю последние сплетни. Подумаю о вечном, в конце концов. Чудо, а не вечер.
Подъезжаю к дому, паркуюсь и, с портфелем под мышкой и двумя громадными папками в руках, еле как выбираюсь из салона.
Ой, ну…
Я не смотрю вниз. Я не смотрю на гребаный асфальт. Я ничего, ничегошеньки не видел. Вместо дороги — пустая, прозрачная плоскость. По ней можно ходить, но краска из баллончика её не берет — неа. Это специальное дорожное покрытие — такое только под заказ, только у меня под ногами. Это специальный мир, в котором нет волнений, скандалов и нездорового чувства юмора.
«Я тебя выследил».
Я вообще читать не умею. А в папках — одни чертежи. Белый цвет мои глаза не воспринимают. Скверный юмор — тоже.
Я даже не бешусь. Просто хохочу на всю улицу, пока не захожу к себе. Да и потом, если честно.
Детектив-инспектор Грег Как-тебя-там. Я не могу.
***
Вместо того чтобы делать, что задумал, падаю в кресло и жду. Жду того, что может испортить мой вечер. Ведь не бывает так, чтоб всё было гладко, если задумал в кои-то веки вытянуть конечности и предаться греху ничегонеделания. У меня — нет.
Что-то случится. Обязательно.
Спустя час немного расслабляюсь. Пробую уснуть, но режим «бей—беги» уже включился, и от этого никуда не деться. Раздосадованный, плетусь на кухню и на скорую руку соображаю яичницу. Долго думаю, варить ли кофе — обычно как раз от него тянет в сон, — но решаю не рисковать. Не хватало просидеть всю ночь, не сомкнув глаз. Засыпаю в заварник травяной чай — дали на сдачу в китайской лавке.
Вот оно. Только закончил с ужином — звонок в дверь. Первая мысль: игнорировать. Не открывать. Забраться под одеяло — меня нет. Но свет в кухне горит, да и посетитель настойчив. Может, Олли закончил дуться? Нет — обычно он стучит. Даже не знаю, хочу ли его видеть. То есть хочу, конечно, но ещё больше хочу забиться под плинтус с бутылкой ирландского. Кто придумал такие узкие плинтуса? Мне нужен тайник под полом…
О чём это я?
— Мистер…
Вот так да. Ко мне пожаловала полиция. Судорожно вспоминаю, что и когда успел натворить. Если только за надписи на асфальте штрафуют того, кому они предназначены.
— Моя фамилия Холмс, — говорю я. Смотрю на полицейского странным взглядом — он вообще уверен, что пришел по адресу? Мужчина чешет фуражку и выдает немного виновато:
— Сержант Метьюз. Простите, что побеспокоили, сэр. У нас в машине — он оборачивается и показывает на припаркованный рядом с моим патрульный автомобиль, — парень. Говорит, что здесь живет его брат.
Меня не удивляет ни то, что Шерлок приехал в Лондон, ни то, что он что—то натворил. Это же Шерлок.
Вздыхаю.
— Вероятно, так и есть. Что он сделал? — спрашиваю обреченно. Сержант замечает моё настроение и пытается смягчить новости подбадривающей полуулыбкой. От этого я кисну ещё больше. — Вообще-то, разгромил паб, но хозяин пообещал не заявлять на него. Парень мертвецки пьян.
Я недоумеваю.
Окей. Шерлок в Лондоне. Разгромил бар. Мертвецки пьян. Мне кажется, или что-то не сходится?
Мы спускаемся по лестнице и проходим к машине. Пока другой полицейский переписывает мои данные, перекидываемся парой слов о том, как дотащить это недоразумение до дома.