— Я это ненавижу, — она тут же подтверждает мою теорию. — Все эти расставания-примирения и тех, кто питаются энергией распада.
Забавная фраза, но мысль я уловил.
— Я знаю, ты никогда не станешь начинать все сначала, — не вопрос, а утверждение.
Должно быть, в этот раз я действительно реагирую, и она смеётся. Ненавижу свою мимику. Почему она смеётся, а не пищит от страха?
В любом случае смех заразителен, и я подхватываю последние секунды её хохота.
— Королева-мать, не делай так больше. Иначе я протрезвею раньше, чем выйду из бара.
Возвращаемся внутрь и на входе в зал сталкиваемся с расстроенным Тони — той самой собачкой Фрэнсиса. Он выскакивает на улицу, а я придерживаю дверь, ожидая, пока пьяный мозг Стейси решит ведомую лишь ему головоломку.
— Интересно, — наконец заключает она.
Надеюсь, она знает, что делает.
***
Сидим за стойкой, когда большая компания покидает танцпол, чтобы влить в себя очередную порцию веселья. Многие из них мне знакомы. Краем глаза замечаю, как на подходе к бару они разделяются и парочка парней спешит улизнуть в сторону уборных. Остальные приваливаются к стойке, и, естественно, Олли среди них нет. Я мог бы поспешить. Возможно, успел бы отнять дурь. Сомнительно, что он трахается с кем-то в кабинке. Не уверен, что Оливер Клэнси трахается с кем-то в кабинке гребаного сортира. Кажется, это уже не модно.
Бармен едва поспевает принимать нетерпеливые заказы.
Стейси ведет плечами, и это единственное, что выдает её нетерпение. Подзывает Кэндис, и некоторое время они перешептываются. Затем та хлопает бармена по руке, он кивает и делает знак диджею. Музыка стихает, и внимание всего бара обращается в нашу сторону. Кэндис берет пивную бутылку, превращая ее в импровизированный микрофон. По красным кудрям скользят тени от дискошара.
— Леди и Джентльмены! — Она стучит по горлышку, будто проверяя настройки звука. Звонкий голос отражается от стенок моего бокала. — В этот прекрасный вечер мне в голову пришла идея…
Идея? В твою голову, Кэндис. Нам стоит насторожиться. Какая идея может прийти в голову такой стервы? Если, к тому же, она нашептана моей не в меру изобретательной подругой?
— Все мы знаем, к чему могут привести твои идеи, — говорю я. Стейси шикает и толкает меня в плечо. Я весь внимание.
Она говорит дальше. Где-то за столиком раздается одобрительный смешок.
—…провести аукцион. Нужен одинокий симпатичный доброволец. Думаю, такая кандидатура устроит большинство присутствующих.
Расфокусированный взгляд, загадочная улыбка. Хитрая лиса.
Бар встречает идею на «ура».
— Приготовьте ваши наличные. Только не увлекайтесь. Победитель исполнит любое, — она прищуривается, — желание нашего лота!
Раздается довольное улюлюканье. Все порядком оживляются. Она обводит зал взглядом.
Вот что они придумали. План ясен как день. Браво, Стейси, браво.
— Итак, кто наш доброволец?
Похоже, Стивен совсем не против стать живым товаром, но если я понял всё верно, то сейчас…
— Знакомые лица! — Кэндис смотрит аккурат мне за спину. Ну конечно. Одно знакомое лицо и целый шлейф мерзких историй. Пустое Место чуть поодаль того, за которым сижу я. — Фрэнсис, я вижу, ты готов поучаствовать?
Бар наполняется гомоном. Мне лучше выпить.
Я ощущаю его шаги физически. Ковер приглушает звуки, но я все равно слышу.
Не отворачивайся, Майкрофт, не будь глупцом.
Это неловко. Неловкость — пожалуй, подходящее слово. Не могу понять, почему просто не ушел. Ах, да. Олли.
А вот и он, кстати. Стоит в стороне, рядом с Джейми, и, как умалишенный, пялится на происходящее. Его лицо — пример того, как не стоит держать маску. Кажется, меня он даже не замечает.
Наши с Фрэнсисом взгляды не встречаются. Никакого «случайного» касания. Ничего такого. Слава Богу, жизнь не кино. Он просто подходит и встает рядом с Кэндис, улыбается, довольный всеобщим вниманием. Некоторые вещи со временем не меняются.
Смотрю на его улыбку; она совсем близко, но для меня — все равно что точка вдалеке. Я смотрю и не вижу. Старый прием, полезен, когда нужно сделать вид, что внимательно слушаешь собеседника. Выбери точку на лице и удели ей всё своё внимание.
Кэндис шутит в свой импровизированный микрофон. Все взгляды в баре прикованы к разворачивающемуся зрелищу. Олли переговаривается с Джимом.
Все происходит как в замедленной съемке. Фрэнсис снимает с шеи камеру, подтягивается на руках и взбирается на барную стойку. Присутствующие забывают о выпивке. Кое-кто даже хлопает. Не то чтобы он был хорош, этот Фрэнсис. Кажется, я растерял объективность.
Диджей дает старт музыке. Приглушенная мелодия, сексуальная, но не из романтических. Какая уж тут романтика.
Мой придурошный взгляд впивается в танцующую фигуру. Ничего такого, мне ведь положено смотреть. Я провел с ним долбаный год. У меня больше прав, чем у него самого.
Whereʼs the real life, in your illusion
(Вот реальная жизнь, в твоих иллюзиях)
On the dark side, your powerʼs in confusion
(На темной стороне твоя сила в хаосе)
Do the dance. Do the demolition.
(Танцуй. Круши)
And lose the chance to hear when you donʼt listen.
(Упусти шанс слышать, когда не слушаешь)
Он даже смотрит на меня — подумать только, откуда такая смелость. Несколько долгих секунд, и наконец отводит взгляд. Я недоумеваю: как несколько секунд могли испортить последние полгода жизни? Шесть месяцев после того, как на меня снизошло озарение.
Donʼt you feel edgy?
(Разве тебя не бесит?)
Bite your lips and bleed.
(Прокуси губу до крови)
Conversation is empty;
(Пустой разговор)
Кто-то начинает хлопать в такт музыке, кто-то выкрикивает сальный комплимент.
Abandoned in the freeze.
(Оставлен на морозе)
Freedom is your condemnation.
(Свобода — твой приговор)
Выдержав положенное время, я отворачиваюсь, чтобы посмотреть на Олли. На его лице — ни следа привычной улыбки.
Кэндис раздобыла микрофон.
— Вау, Фрэнсис, — выдыхает она, — не так быстро. Смотрите-ка, кое-кому не терпится раздеться. Итак, пятьдесят фунтов за красавчика. Кто больше?
Первым выкрикивает цену незнакомый мне малый:
— Сто фунтов!
Кэндис делает жест рукой; Фрэнсис наклоняется, и та что-то шепчет ему на ухо. Выпрямляется; рука находит пояс джинсов. Медленно снимает ремень и взмахивает им на манер лассо.
— Сто пятьдесят за красавчика! — кричит Хью Дейвис, победоносно вскидывая сжатый кулак.
— Не так просто, — громко усмехается Фрэнсис. Цепляет края футболки, дразня собравшуюся у стойки публику.
— Сделай это! — подначивает какая-то блондинка. — Двести фунтов! Давай!
Я рассматриваю манерно пританцовывающую фигуру, ощущая непонятную пустоту. Блондинка заливисто смеется; снятая футболка приземляется прямо к её ногам. Стоящая рядом со мной Стейси брезгливо морщится.
You could try to believe it
(Ты мог бы поверить)
Just need a little help tonight
(Всего-то и нужно — немного помощи)
Меня тошнит — и это не фигура речи. Олли занят разговором с Джеймсом, похоже, они о чем-то спорят. Надеюсь, не собирается участвовать в этом фарсе. Он смотрит в мою сторону.
Посылаю предупреждающий взгляд и отворачиваюсь.
Тем временем Дейвис перебивает цену блондинки. Триста фунтов — я не дал бы и десяти.
Стейси срывается с места. Пытаюсь понять, куда она делась.
— Триста семьдесят пять! — раздается знакомый голос. Удивленно смотрю на назвавшего цену человека. Алекс? Вот это да. Соскучился по старым ощущениям?
— Четыреста. — Блондинка салютует бокалом, показывая язык.
Между тем, фигура на стойке творит что-то из ряда вон — зрители почти одновременно ахают. Должно быть, оседлал встроенный в стойку пилон или что-нибудь в этом роде. Я не смотрю.
— Четыреста пятьдесят, — говорит Алекс и тут же исправляется: — И пятьдесят сверху…
Блондинка надувает губки; лицо видится смутно знакомым. Кажется, её родственник — строительный магнат. Она о чем-то спрашивает у подружки; должно быть, кончились наличные. Та кивает, и девушка снова поднимает цену: