— Да уж, я вижу, — смеётся она, принимая букет из моих рук. — Боже, как пахнет.
— Сдачи не надо, — говорю я, сдерживая улыбку. Цветочник рассыпается в благодарностях, и мы торопимся сбежать от хлынувших лавиной комплиментов.
— Я думаю, тебе стоит попробовать. С Грегом. По правде говоря, я впервые разделяю твой выбор, — говорит она, когда мы отходим. — А что это было, кстати? Вы оба так странно отреагировали, когда я сказала, что Грег не в курсе, каким засранцем ты можешь быть.
Приходится рассказать всё, без прикрас. И про ту ночь, когда он угнал мой мерседес, и про стычку с его другом, и про то, как я разнимал их с Олли — хотя этот момент я помню плохо.
Обалдевшая от услышанного, она выдает сбивчивую тираду:
— Ух ты. Вау. Представляю, как тебе неловко. Нет, не представляю. Да он просто святой, раз не отступился после такого. Либо сумасшедший — в наше время это одно и то же. Ты думаешь, он тебя не простил? Не особо заметно. Я вижу лишь то, что он от тебя без ума. Знаешь, в отличие от нас, он кажется очень добрым, так что не пробуй ставить себя на его место. Да, определенно, он мне нравится.
— Правда? Ну, то есть я думал, вы пытаетесь поладить только ради меня.
— Шутишь? Он отличный парень. И он правда мне нравится.
— Тебе и Олли нравился.
Она молчит.
— Что? Нет? Хочешь сказать, ты три месяца носилась с ним только потому, что я попросил?
Она не отвечает.
— Оу. Ясно…
— Ты меня поражаешь, — недоумевает она. — С таким же успехом можно сказать, что мне нравился Фрэнсис.
— Боже, никогда не забуду, как вы чуть не прибили друг друга на той вечеринке в Ориентал! — восклицаю я. — Он всегда был против нашего с тобой общения.
— Да он ревновал тебя до безумия. Считал, что я ночами не сплю, раздумывая, как тебя сцапать.
— А меня бесило, что вы постоянно шептались и пытались друг друга поддеть.
— Он боялся меня, потому что знал: что я вижу его насквозь и могу рассказать тебе. А я пыталась вбить в его голову хоть толику здравого смысла. Не хотела, чтобы ты расстраивался.
Она поворачивает голову и видит мою горькую усмешку.
— Что? Ты знал?
— От начала и до конца. Я с самого первого дня понимал: все те охуительные истории, что он рассказывал, были ложью.
— Хм. Теперь ясно, почему ты боишься Грега. Он не такой лживый сукин сын. Это настораживает и притягивает одновременно.
— Боюсь. Очень боюсь. По правде говоря, я готов бежать, сверкая пятками. Меня уже не должно быть с ним.
— И всё же…
— И всё же я никуда не бегу. Как видишь. Ладно, блинчик, пойдем к машине, иначе придется отогревать тебя в микроволновке.
***
Конечно. Ну конечно. Я гребаный беглец, и всё, на что я способен — бежать со всех ног, встретив то, что не в силах понять. Это и есть моя суперспособность. Человек-молния, исчезающий и появляющийся со скоростью света.
Здесь темно. Весь мир вокруг меня — темнота, и единственный путеводитель — отнюдь не тусклый пробивающийся свет, а звук падающих на пол капель. Я пробираюсь сквозь плотную черную завесу, слушая мерные шлепки о бетон. Кап. Кап. Кап. Влага собирается на краях камней и устремляется в пустоту. Глухой звук отражается от пола и эхом резонирует от стен. Шлёп. Шлёп. Шлёп…
Некуда бежать. Чтобы бежать, я должен представлять, где выход: но это — комната или пещера или бункер мыслей, в котором я заперт. Я чувствую непонятное возбуждение. Тремор. Выброс адреналина. Моё единственное желание — ходить взад-вперед, чтобы хоть как-то успокоить сердце и нервы. Это больно. Конечно, это не боль, но это слишком неприятно, чтобы «дискомфорт» был подходящим определением.
От стены до стены: измеряю пространство шагами. Я — первый человек, способный измерить пустоту. Я — первый человек, способный измерить боль. Её сила равна скорости, с которой я бегу прочь. Её потенциал равен времени, через которое я понимаю, что всё — пора. Делать ноги. Искать свет.
Дотрагиваюсь до стены. Холодная, влажная; камни покрыты скользким — мхом или плесенью. Где я? Похоже на подводную пещеру. Неужели это дно? Нет, слишком рано. Усмехаюсь: похоже на перевалочный пункт. Главное путешествие ещё впереди. Мне интересно: если поднести руки к свету, они окажутся чистыми? Или перепачканными в крови? «Второе», — понимаю я. Ко мне возвращается обоняние. Теперь я слышу и чувствую запах. Эхо и вонь. И я — сажусь, приваливаясь к стене.
Часто бывает, что людям сложно отпустить. Мне невозможно удержаться. Жить одним моментом. Забывать и не помнить. Не проецировать ситуации. Засыпая в чьих-то объятиях, я закрываю глаза и вижу, как эти ладони ранят, смахивают слезы, раскрываются в прощальном жесте. Едва начав, готовлюсь убежать. Для меня начало — всего лишь предвестник конца. В жизни ему подчинено всё. Концу. Я не знаю, что это: трусость или любопытство — но, взяв в руки книгу, всё равно заглядываю в эпилог. Даже вечные стены высохнут и обернутся пылью. Что говорить обо мне.
Я до смерти устал.
Понимаю, что имею власть разбить эти стены, сделать их прозрачными, затопить всё водой или включить свет. Но это не то, что мне нужно. Должен быть тот, кто сделает это за меня. Должен быть…
Ответ.
Пол накреняется, и я кубарем скатываюсь вниз, находя опору в виде другой стены. Через секунду всё повторяется. Еще через секунду я снова ударяюсь о камни. Маятник. Я знаю, кто это делает. Кто умеет с ним управляться. Кто знает, как обращаться со мной.
Стоп.
Движение останавливается, и я поднимаюсь на ноги. Хлопаю в ладоши — темноту рассеивает желтый свет. По щелчку исчезают перепачканные кровью стены. Я делаю шаг, и меняется всё.
Это здесь.
Ночь. Стройплощадка. Июль. Жара. Он.
Я понимаю, что должен всё вернуть. Ещё никогда в жизни я не задумывался над тем, чтобы изменить прошлое. Я знал, что это невозможно. Но в моей голове невозможного нет.
Свет фонаря на въезде позволяет разглядеть лицо. Он сидит, прислонившись к машине, и всё в точности, как тогда. Кроме одного. Не вижу страха. Удивления. Он смотрит с вызовом. Он играет?
— Итак, — говорит он. — Что мы здесь делаем?
Оглядываюсь. Зачем?
— Зачем ты привел меня?
Закусываю губу.
— Ты знаешь. Не можешь не знать. Мне нужно, чтобы мы оба были здесь. Я хочу понять, я не успокоюсь, пока не выясню: почему всё случилось так, а не иначе.
— Это мешает любить меня? — задрав подбородок, интересуется он. Тёмные глаза следят из-под опущенных ресниц.
— Да. Знаешь, немного мешает. Дай определённость. Как всё было?
— Ты опустил пистолет.
— Почему?
— Потому что способен убить. Ты знал это, потому прекратил.
— А ты?
— Я всего лишь глупый подросток, чего ты от меня хочешь? — Он прищуривается, улыбаясь.
— Нет. Неа. Ты знал.
— Что мне пиздецки страшно. Это всё, что я знал. Ты ждешь, что я успокою твою совесть, но правда в том, что ни один из нас не предполагал, что будет дальше.
— Ты ненавидишь меня за это? — Я дотрагиваюсь до ссадины на щеке, но он не отстраняется.
— Отвечу на твой вопрос, если потом ты ответишь на мой, — говорит он и хватает за руку, заглядывая в глаза.
— Ладно.
— Нет. Не ненавижу. Может, это то, за что ты мне нравишься? За то, что опустил пистолет, зная, что можешь выстрелить?
Я прикрываю веки и выдыхаю.
— А какой твой вопрос?
— Мой? — удивляется он. — Я уже его задал. Это и был мой вопрос.
Это все — и есть мой вопрос.
— Майк, ты в порядке? Ещё немного, и уснешь за рулем. Давай остановимся, я поведу.
— Нет, всё нормально. Просто задумался, — говорю я, расправляя плечи.
— Над чем?
— Кажется, я только что избавился от прошлого.
Она прицокивает.
— Я горжусь тобой, мой мальчик. А теперь веди этот грёбаный автомобиль в пасть Вечности. Хочу посмотреть «Кори». Как думаешь, успеем к началу?
========== Another Way To Die ==========
Это ужасно. Это кошмарно. Это… мило?
Не могу поверить, что пустил кого-то в святая святых и даже поставил ещё один стол. Именно так: Грег Лестрейд был допущен в мой кабинет. Самое смешное, что он и не представляет, какой чести удостоен.