— Цепочка. Её никогда не существовало, верно? Её придумал я. — Замираю. — И ты, — о, теперь я понимаю, — такая, какой я хочу тебя видеть. — Вскидываю брови. — Умно, очень умно. Браво, Стейс. Я должен испугаться?
Она заливается смехом — и это действительно пугает. Смеётся и смеётся, обнажая зубы, и этот смех кажется потусторонним, словно звучит в глубине воды.
— Испугаться? — удивляется она. — Пожалуй, должен. Ты в придуманной ванной с придуманной подругой, и даже мой смех — фикция. Пора бежать, Майки, хорошо, что ты наконец вспомнил. — Она вздрагивает в беззвучном смехе, словно не слышала более уморительной шутки.
Я улыбаюсь, понимая.
— Так что? Это мой шанс? Не испугаться?
— Будет сложно, Майк. — На губах усмешка, но взгляд — тяжелый, мрачный, — обдает холодом.
Внезапно она прикрывает веки и соскальзывает вниз, под воду, уходя с головой.
Она не утонет, пока я сам того не захочу.
Волосы извиваются мягкими лентами. Под водой она кажется спокойной, умиротворенной, неживой. Медленно выплывает обратно. Её лицо, обрамлённое потемневшими мокрыми волосами, показываясь из воды дюйм за дюймом, всё больше походит на хищную маску.
— Так что, это шахматы? — спрашиваю я.
— Это не шахматы. Это шанс, — выплевывает она.
Неожиданно действительность идет помехами. Глаза болят, пытаясь ухватить изображение, виски ноют от подскочившего давления. Стейси смеется, волны помех искажают лицо, прочерчивают чёрные полосы, ложатся рябью с невыносимым шипением.
— Я понял! Понял! — кричу, и картинка, дрогнув, приходит в норму.
— Ты не можешь понять это сам, — тихо произносит Стейс. — Иначе зачем я лежу здесь, в заполненной кровью ванне?
Что? Нет.
Она проводит по воде и демонстрирует: с кончиков пальцев слетают бурые капли. Я опускаю глаза и тут же вскакиваю, делая шаг назад.
— Так о чем мы говорили? — беззаботно продолжает она. Словно не лежит по грудь в крови, словно на её щеках разводы от туши, а не… — Да, точно, я считаю, ты не должен упускать этот шанс. Майк? Майк, что с тобой? — Голос полон тревоги. — Ты меня слышишь?
Я стою, не смея шелохнуться и раскрыть рта.
— Ты меня слышишь? — слова звучат, будто издалека. Стейси приподнимается, налегая на бортик, и щелкает пальцами. — Майк.
Внезапно она улыбается и отводит руку.
Щелчок — и бурая гладь вспыхивает ярко-голубым пламенем.
========== Sin Sin Sin ==========
— Тебе ещё долго? — заглядывая в кабинет, интересуется Грег.
— Нет, уже все.
Я только что отложил карандаш и, подперев щеку, бездумно пялюсь на бумаги. Потираю сдавленную очками переносицу.
— Какие планы?
Пожимаю плечами.
— Можем посидеть где-нибудь. В пабе, например, — предлагает он.
Я киваю — почему нет — только добавляю, что хочу заехать к Стейси.
По дороге Грег листает учебник, изредка нарушая тишину, но так и не завязывая разговора. Мне не хочется говорить, не хочется смотреть на дорогу: обычная субботняя хандра, усыпить которую способен разве что алкоголь.
— Круто, что ты так беспокоишься о подруге, — говорит он, продолжая ведомую только ему мысль.
— Я не беспокоюсь.
— О, да брось! Беспокоишься, ещё как! — восклицает он.
— Она не так беспомощна, как кажется.
— Ага.
Уже у порога её дома он останавливается, спрашивая, не намерен ли я взламывать замок. Я достаю ключи и смеюсь его облегченному вздоху.
— На пару минут. Только убедимся, что всё в порядке.
В доме тихо. Минуем коридор, проходим через гостиную и останавливаемся возле закрытой спальни. Осторожно поворачиваю ручку — дверь поддается. Мне остается лишь удивиться: раньше, по детской привычке, она запиралась, даже находясь одна. Видимо, эти времена прошли.
Мы заходим, и я наконец могу выдохнуть.
— Это так ми-и-ло, — тянет Грег, глядя, как Стейс, обняв одеяло, пускает слюнки в подушку.
— Да уж, — едва слышно отвечаю я. — Мило.
Я тоже смотрю, но только затем, чтобы убедиться, что она спит. Сыграть глубокую фазу сна не может даже Стейси.
— Где-то должны быть таблетки. — Осматриваю тумбочку.
— Гляну в ванной, — кивает Грег.
Возвращается не с пустыми руками.
— Ничего нет, только снотворное.
Закатываю глаза.
— Ты же не думаешь, что там действительно снотворное?
Он чешет затылок и протягивает бутылек. Откручиваю крышку.
— Узнаешь?
— Прозак.
— Точно. Поставь обратно. Это не тот маленький секрет, который я ищу.
Пока он ходит, я заглядываю в брошенную на комод сумку и, к своему удивлению, нахожу то, что искал. Черную с золотым тиснением книжку.
— Что это? Дневник? Ты же не будешь читать? — шепчет Грег.
На секунду я задумываюсь.
— Не сейчас.
Достаточно знать, что он существует. Честно говоря, я почти не надеялся.
Поверить не могу, что она ведет его до сих пор. Не уверен, что готов узнать, о чем она писала все эти годы. Может, она вела статистику матчей или, как и раньше, собирала цитаты — а может, писала обо мне. В любом случае, открыв, я уже не смогу отмотать назад.
Собираюсь вернуть его на место, но, когда переворачиваю, один из листов выпадает на пол. Забавно, но я смотрю на Грега — тот всё понимает и, наклонившись за страницей, пробегает её глазами. Неожиданно он улыбается.
— Вы оба больные, — говорит он весело. Смяв, вкладывает лист мне в руку и выходит из комнаты.
Недоумевая, разворачиваю скомканную бумагу.
Дорогой Майк!
Уверена, что данное тебе воспитание (и я говорю не о том воспитании, что мы оба получали вечерами пятницы), не позволит прочесть найденный тобой дневник.
С.
Идиотка.
Я улыбаюсь, вкладываю смятый лист в книжку и возвращаю на место.
Уходя, я всё ещё задаюсь вопросом: что это — шахматы или шанс?
***
Мы входим в прокуренное помещение, и мой взгляд сразу же падает на свободный столик в углу. Я никогда не делаю этого — не сажусь возле стен, и сегодняшний вечер не станет исключением. Грег идет за напитками, а я направляюсь вглубь зала. Здесь многолюдно. Дым стоит в воздухе, тусклый жёлтый свет своей монотонностью сдавливает виски. Гул разговоров определенно не способствует расслаблению. Краем глаза наблюдаю за соседними столами: похоже, никто, кроме меня, не жалуется. Наверное, старею. Всё кажется унылым и до боли прозаичным. Точно. Моя голова болит от прозы.
— Взял нам пиво. — Грег подсаживается за стол и подвигает бокал. Пока я задумчиво вожу пальцем по ободку, он устраивается напротив и вытягивает ноги, протиснув их между моими. — Расслабься. Что, это из-за дневника? Ты ведь не читал? — насупив брови, спрашивает он.
— Нет, просто… — Я стараюсь расслабить плечи, чтобы снять напряжение в шее.
Он наклоняется к столу.
— Просто что? Ты гребаный король мира, вот и наслаждайся этим.
— У королей не бывает выходных, — говорю я скорее в сторону, чем ему.
Он берёт бокал и делает несколько жадных глотков. Смотрю, как дёргается его кадык. Ударь в меня молния, если это не сексуально. Я следую его примеру и прикладываюсь к бокалу, не спуская заинтересованного взгляда. Разрази меня гром, если это не сексуально в ответ.
— Ты снова это делаешь. Разглядываешь меня.
— Я и не прекращал. — Альтернативная правда в моём исполнении вызывает улыбку.
Если в этом пабе и отдыхает король, то имя его Грег Лестрейд. То, как естественно он развалился напротив, положив руку на спинку сидения и скрестив лодыжки вытянутых ног, умиляет и вызывает восхищение. У меня стойкое ощущение, что кое-кто спешит обозначить свое превосходство перед стаей.
— Что? — спрашивает он на мою улыбку.
— Да нет, ничего. — Стараюсь не рассмеяться. — Я такого ещё не видел. Ощущение, что ты попал в свою стихию. Ты изменился.
— Правда? — Он усмехается. — Не представляю, о чем ты.
— Ты всегда спокоен, но сейчас кажешься самоуверенным.