— Спасибо, что включился. Мы как раз обсуждаем вашу вчерашнюю вылазку. — Она прищуривается. — Нашли что-нибудь?
Грег опускает глаза.
— Ты здорово спрятала свои запасы, — отвечаю раздраженно.
— Ты зря потратил время. Я завязала.
— С чего вдруг? Ясно, почему Лондон терпит стихийное бедствие. Еще неделя воздержания — и Земля слетит с орбиты.
Она изображает оскорбленную невинность.
— Я уже не так молода и красива… — протягивает она. — Пара лет в таком духе, и мне тоже придется завести юного любовника. Чтобы хоть как-то поддерживать самооценку.
Это было… довольно болезненно.
Грег хмыкает.
— Я заметил, судя по количеству косметики в твоей ванной.
Ухмыляюсь. Квиты.
— Пф. Так бы и сказал, что хочешь одолжить у меня помаду, — играючи отбивает она.
Прячу лицо в ладонях, вздрагивая от смеха. Грег говорит:
— Никак не мог найти подходящий оттенок. Как он называется? Кровожадная стерва?
— Фурия, — уточняет Стейс и показывает язык.
— Вы двое нашли друг друга, — заключаю я. — И кстати. Что такого важного ты хотела сказать? Во что там я не поверю?
— А, точно! Вылетело. Тейлор приезжает.
Что я слышу. Эта ненормальная оторва возвращается в Лондон?
— Это шутка?
Она отвечает долгим выразительным взглядом. Я усмехаюсь.
— Кто такой Тейлор? — спрашивает Грег.
— Тейлор. Она. Подруга Стейси. Главная лондонская тусовщица. Она же вроде говорила, что уезжает навсегда?
— Я тоже так думала. — На её лице явное неудовольствие.
— Тебя огорчает приезд подруги?
— Видишь ли, Грегори, в данном случае слово «дружба» употребляется только потому, что подходящего ещё не придумали.
Ей удалось меня удивить.
— Мне казалось, у вас хорошие отношения, вы же с ней не разлей вода?
— Две неверных догадки в одном предложении. Не было никаких отношений. Для отношений нужны как минимум два человека, а не только я. Мое отношение было хорошим, ага, не спорю. Хорошей игрой в одни ворота.
—…
— Не возражай, просто поверь: именно так всё и было. Всё, о чём она думала, — она загибает пальцы, — тусовки, выпивка, парни, — в этом ей не было равных. В остальном она была полной флегмой. Мне приходилось стоять на голове, чтобы её растормошить. Всё делала я. Говорила, развлекала, смешила, боролась за её внимание, решала её проблемы… Ну как, после моих слов это всё ещё похоже на дружбу?
— Тогда зачем? — удивляется Грег.
— Не знаю. Она была классной, заводной, безбашенной. Но это еще не всё, понимаешь?
— И ты не хочешь с ней общаться? — спрашиваю я.
— Хочу. Не знаю. Только… Я хорошо к ней отношусь, но без отдачи мое хорошее отношение ничего не стоит. Просто факт, который не имеет ценности. В задницу такую дружбу. Думаю, мне есть, с чем сравнивать.
— Самое время сказать, какие мы хорошие и как сильно ты нас любишь, — говорит Грег, зевнув.
— Да, точно, — подтверждаю я, — как тебе повезло и как ты нас ценишь.
— Ммм… А сразу после признания устроим тройничок, — ухмыляется она. Мы с ней тут же переглядываемся, скорчив брезгливые мины.
Грег фыркает.
— Нам хотя бы двойничок.
— Что… Ты? — Она поворачивается ко мне, и приходится сжать губы, чтобы никак не отреагировать на её обалдевшее выражение лица. — Мааайк! — И начинает гоготать.
Умоляю небо, чтобы она не стала развивать эту тему. Абсурдность и нелепость этой ситуации очевидны даже для меня.
— Даа, ребята, — тянет Стейс. — Усмирить либидо Майка могло лишь великое чувство. Не знаю, плакать мне или смеяться.
— Я поплачу за тебя, — потягиваясь, отзывается Грег.
— Ты хотел вызвать терапевта или сексопатолога? — спрашиваю я.
— М, ролевые игры. Я забыла костюм.
— А еще стыд и совесть, — парирую я. — К слову о совести. Как поживает бедняга Джим?
Грег поднимается с постели.
— Кхм. Ладно, вы тут болтайте, а я заварю чай.
Когда он уходит, Стейси роняет голову на локти и еще долго молчит.
— Почему ты просто не сказала «нет»? — вполголоса спрашиваю я.
— Не знаю, я — я растерялась. Тебя там не было, ты его не видел.
— Ты не думала согласиться? То есть это не самый худший вариант, подумай сама.
Она поднимает голову и смотрит удивленно.
— Поверить не могу, что это говоришь ты. Вот это — самая настоящая жестокость. Не сомневаюсь, что ты не подумал обо мне, но за что ты так с Джеймсом — усмешка, — мне непонятно.
— Ты думала об этом не меньше меня и знаешь все варианты. Не изображай удивление.
— Знаешь, в последнее время я начала забывать, какой ты циник. — Она улыбается. — Я не собираюсь соглашаться.
Киваю.
Знаю, что она играет от противного. Всё, что я сделал, — предложил самый ожидаемый исход, который она, не подумав и минуты, опровергла. Не знаю: повлиял этот разговор или решение было принято до него, — остается надеяться, что уловки она не разгадала.
— Я не читал твоего дневника, — говорю я после молчания.
— Знаю. Все равно: там нет ничего интересного.
Я улыбаюсь. Уверен, про себя улыбается и она. Мне интересно, что это: блеф, двойной блеф, тройной блеф? Играть на её поле, её фигурами, по её правилам?
Глупо, бессмысленно, безнадежно.
***
— У тебя есть фен?
— Откуда и зачем мне фен? — раздраженно отвечаю я. Вернулась головная боль; похоже, температура тоже поднялась. Стоило схорониться под одеялом, а не смеяться над их болтовней. Теперь делай вид, что всё в порядке.
— А чем ты сушишь свою прядку? — мурлычет Стейс, поглядывая в окно. — Ну и ну, ну и ну.
— Найдем тебе зонт, — говорит Грег. — А ещё дождевик, резиновые сапоги…
—…и надувной матрас. Так у тебя есть фен?
— Держу специально для тебя.
— У каждого уважающего себя педика должен быть фен.
Я морщусь и запускаю в неё подушкой. Она поднимает снаряд и замахивается.
— Эй, ненормальные, не хватало только ваших боев. Стейси, отстань от него. Идем, я найду тебе фен.
Они направляются в ванную.
— Заодно вымой ей рот. С мылом, — говорю я вдогонку.
Пока она жужжит в ванной, Грег заставляет измерить температуру. Увидев показания, цокает и принимается донимать уговорами позвонить доктору.
— Это обычная простуда. Я в состоянии справиться с ней без помощи.
— Не похоже на то.
— Что такое? — входя в комнату, спрашивает Стейс.
— У него жар, и он всё ещё не хочет врача.
Она поджимает губы.
— К твоему счастью, мне абсолютно плевать, чего он хочет. Я уже вызвала своего доктора.
— Отлично, здорово! — вскипаю я. — Пусть приедет, пропишет тебе таблетки для мозгов.
— Не будь ты таким придурком…
— Так! Тихо! Ты, — он хмурится, — лежи спокойно и главное — молча. Стейси, когда он приедет?
Я молчу и злобно поглядываю на подругу. Та буравит взглядом в ответ.
— Как только доберется. Я в аптеку. — Поставив почти осязаемую точку, она уходит, явно смакуя собственное превосходство.
***
Под тарабанящий дождь и сопение развалившегося в кресле Грега я очень скоро впадаю в полудрему. Мысли кружат в голове, и, кажется, это только усиливает мигрень; нужно постараться не думать и забыться сном.
Хотя как тут не думать, разве что я вообще когда-нибудь был на это способен. Не припомню. Не помню ни одного дня, в котором мысли не беспокоили нерадужными перспективами. Всегда, в каждый момент жизни, есть что-то, что не дает расслабиться и просто быть. Зависнуть в пространстве, стать прозрачным, ничего не значить. Отключить голову и дышать.
Жить, постоянно предполагая худшее, утомительно. Чего мне стоит сопротивляться, успокаивать себя, держать лицо. Без этого меня разъест изнутри. Вот причина, по которой я так стараюсь. Иначе для меня невозможно.
Где-то далеко, далеко, далеко. В подсознании, в самом ядре она отвоевала место и осталась насовсем. Чёрт, какая ирония: я, который стремится контролировать все и всех, остаюсь беспомощным в моменты, когда никто не видит, в моменты, когда не в силах контролировать себя. Я замыкаюсь в себе, и я теряю контроль, потому что, оставшись один, не могу сосредоточиться. Нет раздражителя, мне нужен раздражитель, тот, кто перетянет внимание на себя. Мне нужен противник, теневой боксер — нужен тот, перед кем я сожмусь пружиной, готовый ко всему. Так получилось, что этим кем-то стала Стейси — и плевать на причины, — она мой раздражитель, инородное тело, прошмыгнувшая в кустах кошка, утомительный кашель — симптом бессонной ночи. Где бы я ни был, что бы ни делал, я знаю, что она придет и включит защиту, которая окутает череп изнутри, паутиной, лианой проводов, выстелит стенки лазерной сеткой, пустит ток, но не даст потерять контроль. Она не свет в конце туннеля, она — шорох в тёмном углу, а это гораздо, гораздо лучше; людей не гонит надежда, их гонит страх. Для того, кто контролирует всё, нет страшнее человека, что подошел близко и рассматривает все трещинки, все пылинки, все складки, что не разгладишь второпях. Плевать, что я не различаю, где она и где моя выдумка. Плевать, что она — это я, что это уловка и что на самом деле я борюсь с самим собой. Я это знаю, и это работает — обман самого себя не считается ложью, пока не примешан кто-то третий. Всё, что происходит в моей голове, остается в ней. Ложь и порядок — отличная альтернатива правде, если ту, словно разбросанные по полу шмотки, наскоро запихали в шкаф и под кровать. Люди боятся заглядывать под кровать; люди первым делом заглядывают под кровать — забавно, ведь там всегда что-нибудь да есть. Я знаю, что спрятал и что найду. Знаю всё о своих кошмарах и сам выбрал ту, что сторожит мой сон.