Выбрать главу

— Это многое объясняет. Например, почему он уйдет.

— Кто?

— Грег.

Она замирает и говорит, что не помнит. Говорит, что не знает. Врёт и блефует. Уголки губ опускаются вниз. Она в курсе, что я в курсе, что она, несомненно, в курсе.

— Я не знаю, о ком ты.

— Внезапный пробел в твоей памяти подсказывает, что секрет связан с ним.

— Нет, если только ты сам этого не хочешь.

Я улавливаю шорох и прислушиваюсь. Там, в сундуке! Она ухмыляется, уперев руки в крышку, пока кто-то скребет изнутри. Склоняет голову, прислушиваясь; теперь и я слышу голос.

Он зовет меня по имени.

— Майкрофт. — К голосу добавляется молот кулаков. — Майкрофт, ну же!

Это Грег.

Я почти успеваю понять, когда в нос ударяет резкий химический запах.

Я теряю комнату, её; распахиваю глаза и первое, что вижу — перепуганное лицо Грега, совсем близко. Запах — нашатырь.

— Слава Богу… — Потрясенный, он опускается на кровать.

Прикрываю веки.

— Галлюцинация, — нахожу ответ.

Он поворачивает голову; зубы стиснуты так, что видно желваки. Он здорово зол.

— Я звоню в скорую, — предупреждает, прежде чем встать и пойти за телефоном.

Собираюсь возразить, но уже не могу раскрыть рта. Меня бьёт озноб; позвоночник плавится от подскочившей температуры. Если кто-то оторвет мои руки вместе с лопатками — скажу спасибо. На последнюю мысль уходит несколько долгих секунд. Я не выключаюсь, но держусь где-то на границе сна и яви. Голову зажали под прессом. Чувствую внезапный вес тяжелого одеяла и ледяное прикосновение ко лбу. По вискам стекают влажные капли.

Мерзко, но так легче.

Легче…

Мне…

……

Комментарий к Reveal

Не люблю делать сноски, а придется:

*Имеется в виду картина Пармиджанино “Антея”, которую так же называют девушкой-загадкой. “Загадочного обаяния полна так называемая “Антея” — портрет неизвестной юной женщины, скорее всего, куртизанки; взгляд молодой женщины, как это довольно часто бывает в портретах Пармиджанино, пристально, почти гипнотически направлен прямо на зрителя”.

========== Wicked Game ==========

Сигнализация включена, свет не горит, ключи у Грега. Дорогая, я дома!

Можно влезть в окно второго этажа.

Можно окончательно навалиться на косяк и долбить, пока соседи не вызовут полицию.

Что за мерзкая ночь…

А можно взломать замок двери собственного дома.

На этой весёлой ноте боль врезается в рёбра, и я едва не падаю. Дерьмо. Здесь даже мне возни минут на пять.

И совсем уж забавно — если сделать всё неверно, вылетит птичка, — вот, чего мне точно не нужно. Где эти чёртовы отмычки?..

Давай, Майки, шевелись.

Готово. Замираю, прислушиваясь. Четыре щелчка — жить буду.

Кто додумался до такого идиотского пароля? А, точно…

Блять. Как настоящий ниндзя спотыкаюсь о любовно брошенные кроссовки. Задержав дыхание, пережидаю нахлынувшую боль. Пальцы находят выключатель.

— Твою мать, Грег, я уж решил, что запнулся о твой труп! Какого хрена ты делаешь в темноте? — Трудно двигаться, не то что говорить.

Он медлит и, встав с табуретки, сминает окурок о край переполненной пепельницы.

— Я знал, что ты полный придурок, — говорит он. Спокойно, размеренно… зло, — но на этот раз ты превзошёл самого себя.

Я бы не стал подходить ближе. Любой нормальный человек не стал бы. Но так как мой статус полного придурка подтверждён самим Лестрейдом, задумываться не к лицу.

Минуя Грега, прохожу на кухню и, бросив сумку, нашариваю выключатель.

Слышу его тяжёлое дыхание за спиной.

— Тебя не было три дня, — эта спокойная констатация здорово лупит по нервам.

— Знаю. — Обернувшись: — Извини.

— Извини?! — голос срывается на крик. — Ты, чёрт возьми, сбежал из больницы, посреди бела дня, ничего не сказав! Извини?! Не хочу даже слышать твои грёбаные причины!..

Приходится перебить:

— Не сбежал, а ушёл.

— Ах ушёл? Ты испарился у меня из-под носа! Господи, — он опирается о стол, словно выбившись из сил, — какой же ты придурок… И я, — усмехается, — тот ещё идиот: ждал три дня, зная, что ты даже не сподобишься на объяснения.

Я открываю рот, чтобы сказать, но он вскидывает раскрытую ладонь.

— Забей.

— Куда ты?

— Ухожу, — озвучивая такую очевидную вещь, он всплёскивает руками и хватается за голову, удивляясь абсурдности происходящего.

— Не уходи, — говорю я, но не могу продолжить из-за резкой боли в рёбрах. — Чёрт, — тело наваливается на столешницу, но удаётся устоять. Он тут же подхватывает, помогая опуститься на пол.

— Какого чёрта стряслось? — сокрушается, ослабляя узел галстука и расстёгивая рубашку, чтобы увидеть огромный лиловый синяк на рёбрах. Блять. — Он дотрагивается пальцами.

— Шшш…

— Перелом, и, судя по всему, не один, — заключает Грег.

— Спасибо, доктор, теперь мне легче. Так вот, — продолжаю я, но сбившееся дыхание добавляет ненужных пауз, — не уходи. Лучше сделай чай.

Он вздыхает и ныряет под руку, дотягиваясь до дверцы морозилки.

— Приложи, — и оставляет меня на полу наедине с пакетом льда.

— Грег, — судя по тону голоса, жить мне осталось не больше суток.

— Что? — отзывается он уже из ванной.

— Хреновый из тебя врач.

— Я вернусь со шприцем, и ты пожалеешь.

Собираюсь засмеяться, но понимаю, что это не самая лучшая идея. И вообще: я не хочу укол, я хочу чай. С трудом поднимаюсь на ноги, но стою крепко и тянусь — чёрт… — к шкафчику с кружками.

— Господи, зачем ты встал?

Через мгновение я сижу за столом, привалившись к спинке стула.

Ещё через мгновения сжимаю в ладонях новую кружку с бэтменом.

Как же хочется смеяться, когда нельзя. Он пытается нащупать место для укола.

— Ты ведь никогда этого не делал? — интересуюсь, чтобы знать, к чему готовиться.

— Заткнись, — бурчит он. — Не делал, но видел сотню раз. — Всё.

— Может, теперь сядешь за стол? — Грег напоминает про повязку. — Подождёт.

Он выпрямляется и смотрит, сомневаясь, словно взвешивая за и против или просто осознавая нелепость момента. И всё же садится за стол.

— Итак, — говорю я, сделав глоток. — Ты не уходишь.

Бергамот? Я не чувствую запаха.

— Итак, я не ухожу, — соглашается он.

Молчу, обдумывая свои наблюдения, свыкаясь с собственным трёхдневным отсутствием. Чай стынет, и я, отстав от мыслей, перевожу взгляд на дурацкую кружку.

— Передай, что он рискует остаться без яиц.

Грег хмурится, недоумевая, причём тут кружка. Приходится объяснять. Конечно, лучше молчать, ожидая, пока не подействует новокаин, вот только его жалость — самое последнее средство от боли.

— Ты не увлекаешься комиксами. Она новая, а ты не стал бы тратиться на пятьдесят первую кружку, так что это подарок. Не от друзей, с которыми ты почти не общаешься, не от матери, кто слишком практична для такой ерунды, и не от Стейс, которая предпочтёт купить авторские права. Скорее всего, от кого-то с учёбы. До твоего дня рождения два месяца, мультики явно не твоё, но тот, кто её подарил, смел, даже опрометчив и импульсивен, и не побоялся, что будет высмеян. Скорее всего, он знает тебя достаточно, чтобы не опасаться отказа. Даже больше — восхищается тобой. Сентиментальный подарок, нескромный подкат.

Грег закусывает губу.

— С чего ты взял, что она не от девушки?

— От девушки? — вскидываю бровь. — У девушек своя икона в трико, и это не Бэтмен. Трудно представить более очевидный намёк… Если только… <…> Грег!

Он ржёт, чуть не пролив собственный чай.

— Боже, Майкрофт!.. Ты… невообразимый… — голос тонет в гоготе. — Я купил её тебе как раз перед тем, как ты удрал из больницы…

— …идиот, — продолжаю за него и захожусь смехом, но затыкаюсь от острой боли в груди.

— Подожди, я найду бинты, — подскакивает он.

***

— Как ты умудряешься? — спрашивает Грег, наматывая хрен знает какой оборот бинта. — Дышать-то можешь?