— Да-да, сценарий, такой, знаешь ли, написанный на бумаге текст, который тебе ежедневно должен предоставлять Рот, а Готтшалк, если на то пошло, каждое утро прочитывать то, что тот натворил ночью, и утверждать.
— Нет… никакого сценария я не видела.
— И не увидишь, — Камерон насупился.
— Насколько мне известно, его и не существует в готовом виде. Он все придумывает и импровизирует по ходу съемок…
— Конечно, импровизирует, — подхватил Камерон, — и заставляет нас подчиняться. Если хочешь знать мое мнение, он самый настоящий деспот.
Нина нахмурилась.
— Во-первых, это его право, он же режиссер, творческая натура, создатель будущей картины. А во-вторых, ты очень изменился со вчерашнего вечера, я даже не знаю, когда ты настоящий…
— Вчера ты просила увезти тебя отсюда, — он с надеждой посмотрел в ее лицо. — Ты сама хотела уехать вместе со мной.
— Помню.
— Ты не изменила своего решения?
— Не знаю. Вот прямо сейчас… Я, наверное, не готова, все смешалось у меня в голове.
— Что же произошло, что заставило тебя усомниться?
— А что произошло с тобой? — вопросом на вопрос ответила Нина, совсем как утром, прижимая руки к щекам.
— Ничего особенного, я просто стараюсь склеить нужные эпизоды и выкинуть лишние. Говоря киношным языком, занимаюсь монтажом.
— Я не об этом. Что ты сделал с Бруно? Твоя выходка может плохо для него кончиться. Зачем ты это сделал?
— Да потому, что он заодно с Готтшалком. Сейчас объясню.
— Все объяснения позже. Бруно ведь живой человек, неужели ты не понимаешь? Еще не известно, сможет ли он выкарабкаться из этой истории, он вообще может ослепнуть. Чтобы ты знал, его на вертолете повезли в больницу. Откуда такая жестокость?
Камерон коротко хохотнул. Значит, там, на крыше, вертолет не выслеживал его. Отлично. Кстати, он и не испугался вовсе. Напугала его чайка, своей шаркающей походкой напоминавшая оператора. Все к черту. Все треволнения этого бесконечно длинного дня — к черту. Ошибки, неверные предположения и выводы сменяли друг друга. На мгновение ему стало тошно, но он взял себя в руки. Немедленно выкинуть из головы неприятные мысли, приказал он себе, иначе можно окончательно потерять нужный момент. Он посмотрел на Нину.
— Бедный старина Бруно. Он что, на самом деле может ослепнуть, или ты хочешь пробудить во мне чувство вины?
— Пока ничего не известно. Его сейчас обследуют.
— Не стоит так волноваться, — хмыкнул он. — Бруно неистребим, его подпитывает всепоглощающая страсть — кино. Ему надо отснять этот фильм, да еще сделать новый, свой собственный, эпохальный, с тобой в главной роли. Ты там будешь олицетворять мечты и надежды нашей нации. Если, конечно, справишься.
— Что за чушь ты несешь?
— Он сам мне об этом сказал. Он, видишь ли, считает, что никто, кроме тебя, не сыграет его героиню. А знаешь, почему он так решил? Да потому, что сейчас ты уже полностью превратилась в Маргарет, потому что твое сознание подчинено Готтшалку и его бредовым идеям. Ты, может, и хочешь вырваться из его пут, но не смеешь, и поэтому на тебя давит груз вины. Бруно уверен, что ты непременно предашь Готтшалка, сбросишь с себя его чары, и это будет как бы наказанием, которое ты отработаешь в его картине.
— И ты этому веришь?
Он устало вздохнул.
— Тут я разделяю твои сомнения. Вчерашний вечер, сегодняшнее утро и то, что произошло до моего появления здесь, выбило меня из колеи. Я тоже в полном смятении. Только одно могу сказать с уверенностью — Готтшалк стремится полностью подчинить тебя своей воле. И тогда ты, как зомби, будешь делать все, что он захочет.
— Но мы же реальные люди, не персонажи, — быстро заговорила Нина. — А Маргарет придумана, ее нет на самом деле, она плод фантазии.
— Ты повторяешь мои слова. Ведь то же самое я говорил тебе вчера. Но с того времени кое-что изменилось…
— Не вижу ничего нового, — буркнула она, — идут съемки, и мы не можем просто так взять и исчезнуть.
Камерон помолчал. Вот ведь упрямица! Он наклонился к девушке.
— Нина, ты считаешь, что я уже другой. Но не следствие ли это того, что с меня смыта половина грима?
— Не понимаю, о чем ты.
Камерон поднялся со своего стула, прошелся по комнате и подошел к кровати, поднеся руку к левой стороне лица.
— Такого ты меня еще не знаешь, — прошептал он. — Вторая половина тебе знакома, это тот самый известный тебе трюкач. Вот тебе воплощение раздвоения личности. Именно поэтому ты не сразу меня узнала.
— Дело не только в этом. Ты изменился внутренне.
— Погоди, сейчас поймешь.
Он поднял влажное полотенце и подошел к зеркалу. С минуту поглядел на свое отражение и стал с ожесточением стирать грим с правой стороны лица. Через пару минут дело было сделано. Камерон обернулся. Нина, раскрыв рот, следила за каждым его движением. Он улыбнулся.
— Теперь ты видишь мое настоящее лицо. А сейчас выслушай мою историю.
Камерон говорил уже больше получаса. Нина не сводила с него глаз, на ее лице застыло странное выражение. Продолжая свой рассказ, он вглядывался в нее, пытаясь понять, о чем она думает. Может, сравнивает себя с ним, а может, представляет свое будущее и, как это свойственно актерам, вживается в новый образ. Так ничего и не поняв, он быстро закруглился. В комнате повисла мертвая тишина.
Интересно, и Нине, и Денизе его лицо приятно. А ему была нужна помощь каждой из них, чтобы вырваться на свободу и избавиться от Готтшалка. Теперь, уничтожив грим, он загнал себя в угол.
— Нина, ты должна кое-что сделать. Ступай в гардеробную и возьми оттуда костюм для подводного плавания, ласты и маску. Потом неси все в машину. Я буду ждать тебя там через десять минут.
— Что ты собираешься делать?
— Мы, — подчеркнул. Камерон. — Не я, а мы. Мы собираемся уносить отсюда ноги, и как можно быстрее.
— Но дороги перекрыты. Полицейские останавливают все машины и проверяют документы.
— Мы поедем по мощеной дороге, а не по магистрали, она не так загружена, как я недавно заметил, — он усмехнулся. — Я надену костюм и маску. Если нас остановят, я скажу, что мне надо потренироваться перед очередным трюком.
— И что потом?
— Поедем дальше.
— Дальше?
— В Канаду.
Она медленно повторила:
— В Канаду…
— Это единственный шанс.
Нина пожала плечами.
— А что мы там будем делать?
Он собрался отвечать, но передумал. Об этом можно будет поговорить после. Сейчас главное — добраться до машины и миновать посты.
— Нам надо торопиться, Нина, время поджимает. Так ты сделаешь, что я прошу?
— Да, но как тебе удастся добраться до машины незамеченным?
Хороший вопрос, О том, чтобы воспользоваться лестницей, не может быть и речи. С другой стороны, если спуститься по пожарной лестнице, его могут увидеть с веранды или с балкона. А что, если вылезти на крышу, перевалиться на другой край и спуститься с другого, торцевого конца здания? Нет, тоже не годится, да и слишком рискованно в такой темноте.
И вдруг его осенило — он вспомнил, что недалеко от комнаты Нины он видел старый внутренний лифт. Наверное, им пользовались для подачи блюд из кухни в номера. Если это так, то с его помощью он проберется на кухню, а оттуда уже через выход для прислуги на улицу.
Он вышел из комнаты и быстро подошел к лифту, от которого не исходило ни единого звука. Он подергал ручку, потом с силой рванул дверь на себя. Кабины не было видно, сверху спускался трос, стены выложены кирпичом. Отлично, это значит, что шахта спускается прямо в цокольный этаж. Он несколько раз подергал трос, откуда-то снизу, неимоверно скрипя, появилась обшарпанная кабина. Камерон дернул еще на манер матроса, поднимающего вымпел на корабле, и кабина послушно ушла наверх.
Нина взволнованно дышала ему в затылок.
— Не надо, прошу тебя. Это опасно. Придумаем что-нибудь другое.
Он успокаивающе улыбнулся.
— Если повезет, это будет последний трюк. Не забудь водолазные принадлежности.