Я не понял о чём он:
– Текх-ныка?
Вот только прозвучавший хрип даже сам с трудом разобрал. Клатир терпеливо объяснил:
– То, чем ты окружил чужую стихию.
– Долхо. Мнохие тыщящи вдохов.
– Всё равно. Не рискуй. Не засыпай пока, поддерживай её нитью силы непрерывно. Одна слабина и тьма сожрёт твою стихию, отравит тело и выжжет средоточие.
Я проглотил ещё одно зелье и начал лучше справляться с речью:
– Почему я не могу уничтожить её?
– Потому что тот, кто отправил её в тебя, знал, что делал. Тебе повезло, что ты научился поддерживать такую сложную технику без использования обращения. Сколько в ней узлов?
– Сто семьдесят.
Клатир хмыкнул:
– Вот видишь? Для Мастера ниже шестой звезды это стало бы смертельным ударом. – невольно я кивнул его словам. Всё верно, чтобы непрерывно вливать энергию в Жемчужину, нужно было бы освоить сто семьдесят узлов как Мастер. Мне до этого ещё далеко, но я нашёл другой путь. Клатир же продолжал рассуждать. – У твоего врага оказалось очень высокое сродство с этой стихией. Хотя двустихийники вообще очень редки, но твой сущий талант.
Раздался изумлённый голос Рейки, о которой я позабыл:
– Двустихийник? Второй брат говорил, что во всём Поясе их не наберётся и десятка.
Клатир наконец вышел из-за спины, позволив мне его увидеть. Всё в тех же белоснежных одеяниях. В этом мрачном коридоре, пропитанном смрадом обгорелых тел, оно смотрелось не к месту. Впрочем, не более не к месту, чем тогда на болотах, где Чопа сожрала старейшину, а я в иле прикончил комтура Пратия. Клатир же спокойно возразил:
– Больше, младшая. Многие скрывают свои силы, не желая известности. Некоторые скрываются так хорошо, что и мне о них неизвестно, – Клатир кивнул в сторону уходящего вдаль коридора. – Как с этим. Огонь и тьма. О таком редком сочетании я должен был бы слышать, но нет, – повернувшись ко мне, он спросил: – Как его звали?
Я пожал плечами, с удивлением обнаружив, как тяжело мне далось это движение. А ещё, что на мне нет брони, она, разорванная на две части, лежала в стороне. Плевать. Это ничто, в сравнении с пеплом на свитках. Поняв, что Клатир смотрит на меня, ожидая ответа, я сказал:
– Его имени я не знаю. Сареф Тамим называл его Тёмным, – пожав плечами, добавил. – Видимо, за стихию.
В голове раздался голос Клатира:
«А что было в его контрактах?»
Я со злостью выдохнул:
– Ничего! У него их не было ни одного. Больше того, собрат…
Я едва удержал в себе лишние слова. Ни к чему Рейке знать некоторые вещи. Да и злость моя… На кого она направлена? Кто виноват в случившемся? Клатир? Я? Тёмный?
– Нам нужно поговорить.
Я обвёл вокруг нас круг, намекая, что требуется его техника от лишних ушей.
Он кивнул.
Из его ладоней вырвалось сияние, вновь, как и в лесу оградило нас. Клатир хмыкнул:
– Девочка обиделась.
Я не сразу понял:
– А?
Но взглянув на Рейку, сообразил, что он, наверное, прав. Этот взгляд исподлобья, скрещённые на груди руки. Один в один, как Дира под обрывом реки, когда она не хотела понять, что я скрываю свою силу. Воспоминание о ней кольнуло болью, напомнило, что я сегодня потерял гораздо больше. К Дире добавилось…
Я вскинул голову, впиваясь взглядом в Клатира:
– Что с твоим обещанием, Страж Клатир? Ты нашёл моих родных?
Вздох Клатира сказал мне всё без слов.
Я прошипел:
– Ты обещал прийти на помощь. Я ждал твоей помощи, Страж Клатир. И что же вышло? Мои родные сгорели, стоило этой твари убить себя.
Я швырнул в Клатира свитки цвета пепла, выгоревшие, мёртвые.
Он поймал их, несколько мгновений разглядывал, сжав губы так сильно, что они превратились в узкие обескровленные полоски. Мотнул головой:
– Не верю. К чему было так долго тащить их по лесам, когда таких же стариков и Закалок можно отыскать и в Приюте.
Я огрызнулся:
– Не знаю. Может, ему нужны были все, кого ему только могли достать. Здесь на них проверяли новые алхимические зелья Возвышения.
Клатир снова немного помолчал, затем протянул мне руку:
– Пошли.
– Куда?
– Осматривать тела. Я могу сделать это и сам. Я видел твою мать и сестру. Но… – Клатир не отводил от меня взгляда, когда говорил свои жестокие слова. – Я не знаю в каком состоянии тела. Не знаю, поверишь ли ты мне, не решишь ли взвалить на меня ещё и вину за укрывательство тел.
На миг я вспыхнул, вскинулся, но взгляд Клатира по-прежнему давил. И совсем не силой идущего, а всего лишь правдой. Не Клатир заставил Тёмного убить себя. А мой несдержанный язык. Промолчи я о родных, может, он и не убил бы себя. А там, может, и я бы сдержал удар цепа. Под, стянувшей лицо, маской снова начала дёргаться щека.