– Ни с места! Лицом в пол!
Крик раздался из другого конца магазина. Джейк высунул голову. Охранники прижали Олли к земле, приставив к горлу тазер.
Он обернулся и увидел: как в дальнем углу промелькнуло что-то яркое: шапка Браконьера исчезла в проеме пожарного выхода. Остальных уже не было видно. Им удалось сбежать.
Джейк помчался к эскалатору. Он понимал, что спас остальных, и это знание придало ему сил. Ему казалось, что он стал быстрее и умнее любой охраны. Сейчас он доберется до эскалатора, соскользнет по перилам до первого этажа, найдет запасный выход и встретится с остальными – вряд ли они успеют уйти далеко, и с ними будет Джет. Вместе они придумают, как выручить Олли.
Он слишком поздно заметил охранника, вскинувшего тазер. Заряд ударил его в плечо, проникая сквозь куртку, свитер и футболку до самых костей, как будто все тело охватил огонь. Он упал на пол и забился в конвульсиях. Боль была невыносимой.
– Попался, пацан! – крикнул кто-то, и Джейк провалился во тьму.
18
У него ныло все тело, как будто его разрезали на части и собрали заново. Голова раскалывалась от боли.
Джейк открыл глаза. Он лежал на пыльном ковре, в окружении кусков чипсов и оберток от конфет.
Он хотел, чтобы боль утихла и он снова заснул. Все, что он хотел, – это опять провалиться в сон. Его пальцы онемели, и он понял, что лежит на руке. Он медленно попытался перевернуться, но тело отказывалось подчиняться.
– Джейк! – донесся откуда-то испуганный голос Олли.
Джейк снова закрыл глаза. Что-то случилось. Он бежал, затем раздался голос, но что случилось потом?
Белый от страха Олли лежал на полу.
– Я думал, тебя убили, – сказал он. – Пока ты не начал стонать, я думал, что ты мертв.
– Что произошло? – спросил Джейк, с трудом ворочая языком.
– Они поймали нас. Они заперли нас здесь.
– Что они сделали со мной?
– Они подстрелили тебя из тазера, и ты рухнул как подкошенный. Потом два охранника затащили нас сюда. И заперли нас.
Память постепенно начала возвращаться к Джейку. Он вспомнил погоню, эскалатор, то, как поймали Олли. А затем он вспомнил боль, пронзительную, как тысяча ножей, вонзающихся в тело по самую рукоять.
– Поймали только нас? – спросил он.
– Не знаю. Здесь только мы двое. Охранники спрашивали, как меня зовут. Обыскали рюкзаки, вытащили еду. Забрали папин шарф – все, что у меня осталось на память. Я им ничего не сказал, но они ушли за сканером. Что будет, когда они поймут, что у нас нет чипов?
Видно было, что Олли охватывала паника.
– Когда сканеры ничего не покажут, они осмотрят наши шеи, – его голос нарастал, – и увидят шрамы. И знак Беглецов.
Джейк попытался встать. Он не мог оценить ситуацию, лежа на ковре и слушая причитания Олли.
– Дай руку, – сказал он.
Он чувствовал себя беспомощным, как младенец. Ноги и руки были мягкими, словно желе. Олли помог ему опереться, и Джейк неуверенно поднялся на ноги.
Они находились в тесной комнате без окон, в которой не было ничего, кроме стола, двух стульев и старого ноутбука. Отец хранил похожий в ящике на чердаке. Джейк с трудом подошел к двери и подергал ручку, но она была закрыта.
– Я уже пробовал, – сказал Олли. – Даже пытался найти вентиляцию или свободную половицу.
– Мы не в кино, – ответил Джейк. Он подумал о Джете. Наверняка кто-то, скорее всего Ласточка, увел его с собой. – Охранники говорили что-нибудь про остальных?
Олли покачал головой.
– Значит, Браконьер их спас, – заключил Джейк. – Он поведет их в метро. Если мы найдем станцию, найдем ребят и Джета.
– Замолчи! – сказал Олли. – Хватит! – Он был бледен как смерть. Его голубые глаза остекленели от страха. Он ударил кулаком по столу. – И хватит говорить о своей собаке. Мы заперты, и мы никогда не найдем ни ребят, ни твоего пса. Скоро они вернутся со сканером, и нас вернут в Академию. Несколько недель мы просидим в изоляции, потом останемся в Академии, пока не вырастем, будем отрабатывать по тарифу до самой старости, и…
– Олли, перестань! – Джейк крикнул что было сил. Затем гораздо тише он добавил: – Успокойся. Нельзя показывать им свой страх.
– Страх? – переспросил Олли ровным голосом. – Ты когда-нибудь был в изоляции?
Джейк покачал головой.
– А меня сажали на две недели.
– И что случилось, Олли?
– Ничего. Никто не кричит. Не трогает тебя. Тебя просто оставляют одного в комнате. Мягкий пол, мягкие стены, мягкая еда, мягкие голоса. Никогда не выключают свет. Поначалу тебе кажется, что все хорошо, – ты даже рад побыть в тишине. Но это ужасно. Ты перестаешь понимать, где верх, а где низ, день или ночь на дворе. Я умолял меня выпустить. Клялся, что сделаю все что угодно. А потом… – он с ужасом посмотрел на Джейка. – Ты часами кричишь, но мягкие стены поглощают твой крик. Никто тебя не слышит, и никто не приходит…