— Вы находились в состоянии медикаментозной комы, то есть без сознания, чуть более двух недель.
Две недели? Коннору, привыкшему отмерять жизнь по дням, этот срок кажется чуть ли не вечностью. А Риса? Что с Рисой?
— Там была девушка, — говорит он. — На крыше Лавки, в смысле медицинского блока. Кто-нибудь знает, что случилось с ней?
Понять что-либо по выражению лица медсестры невозможно.
— Это все может подождать, — заявляет она.
— Но…
— Никаких «но». Сейчас ваше дело — поправляться, и я должна сказать, что вы идете к выздоровлению семимильными шагами, мистер Муллард.
Сначала Коннор решает, что просто ослышался.
— Прошу прощения? — переспрашивает он, ерзая от неловкости.
Медсестра, решив, что ему неудобно, подходит и взбивает подушки.
— Вам нужно отдыхать, мистер Муллард. Мы обо всем позаботимся.
Услышав неизвестную ему фамилию снова, Коннор решает, что его все-таки успели разобрать. Точно. Его разобрали, но мозг по каким-то причинам остался целым и попал в голову другого человека. Потом, немного подумав, он решает, что этого не может быть. Голос не изменился, и, проведя языком по зубам изнутри, Коннор понимает, что и зубы все те же.
— Меня зовут Коннор, — говорит он медсестре. — Коннор Лэсситер.
В ответном взгляде медсестры доброта смешивается с решимостью и расчетливостью, что странно и даже неприятно.
— Видите ли, — говорит она, — получилось так, что на пепелище был найден документ, на котором была фотография, но после катастрофы она оказалась практически уничтожена. Документ принадлежал девятнадцатилетнему охраннику по имени Элвис Муллард. В суматохе после взрыва точно идентифицировать всех пострадавших было невозможно, и многие из нас решили, что будет обидно, если документ придется выбросить, не правда ли?
Медсестра наклоняется и приподнимает изголовье кровати таким образом, чтобы Коннор мог находиться в полулежачем положении.
— Так скажите-ка мне, — снова обращается она к Коннору, закончив манипуляции, — как вас зовут?
Коннор уже не возражает, он все понял. Вздохнув, он закрывает здоровый глаз и снова открывает его.
— А второе имя у меня есть?
— Роберт, — отвечает медсестра, сверившись с висящей в ногах кровати диаграммой.
— Стало быть, меня зовут Элвис Роберт Муллард.
Медсестра улыбается и протягивает ему руку.
— Приятно познакомиться, Роберт, — говорит она.
Коннор рефлекторно поднимает правую руку, чтобы ответить на рукопожатие, но тупая боль в плече мешает ему это сделать.
— О, прости, — говорит медсестра, пожимая его левую руку, — это я виновата. Плечо будет болеть, пока не приживется имплант. Но это происходит быстро.
— Что вы сказали?
Медсестра вздыхает:
— Боже, язык мой — враг мой. Обычно рассказывать о таких вещах — прерогатива врача, но слово не воробей, верно? Как это ни неприятно, но спасти твою руку нам не удалось, и глаз тоже. Зато, будучи Элвисом Робертом Муллардом, ты имеешь право на бесплатную трасплантацию при несчастном случае. Я видела глаз — не волнуйся, он очень похож на твой. Что касается руки, то новая несколько лучше развита, чем твоя собственная, но при помощи физических упражнений, я уверена, ты быстро ликвидируешь разницу.
Смысл сказанного медсестрой доходит до Коннора не сразу. Приходится несколько раз повторить про себя эти несколько фраз, прежде чем он постигает их значение. Глаз. Рука. Физические упражнения.
— Я знаю, к этому трудно привыкнуть, — кивает медсестра.
Коннор внимательно изучает свою новую руку. Рука заправлена в поддерживающую повязку, а под забинтованное плечо подложена мягкая подушечка, чтобы оно оставалось в одном положении. Он пробует согнуть пальцы.
Они гнутся. Сгибает руку в запястье. Тоже гнется. Ногти требуют стрижки, а костяшки пальцев непривычно большого размера. Коннор проводит большим пальцем левой руки по подушечкам пальцев правой. Ощущение от прикосновения такое же, каким было всегда. Он поворачивает руку, чтобы посмотреть на тыльную сторону запястья, и замирает от удивления. По телу прокатывается волна ужаса и затихает где-то в желудке, превратившись в тяжелый камень, лежащий на самом дне.
Медсестра с улыбкой следит за его манипуляциями.
— Часто бывает, что на конечности, взятой у донора, оказываются какие-нибудь особые приметы, — замечает она. — Но это не страшно. А ты, наверное, проголодался. Пойду принесу тебе завтрак.
— Да, — эхом отзывается Коннор. — Завтрак. Это здорово.