Думаю, Отто Юлиусович Кринке был не мало смущен, когда незнакомый ему человек явно варнацкого обличия явился к нему, однажды, и напрямую, без обиняков, рассказал о немцах–военнопленных (даже осуждённых!), беглецах со «Стрелки». Понять Отто было просто: мало того, что появились какие–то немцы, которых наверняка ищут и уж безусловно начнут проверять местных немцев, своих… Но бежали эти бедолаги соплеменники не откуда–нибудь, а с самой «Стрелки», о которой запрещено думать! А тут надо было прятать оттуда беглецов! К чести его нужно отметить, что он ни минуты не сомневался — сразу ответил Анатолию согласием помочь всем возможным. Нина собрала Толе мешок снеди — домашних копчений, сала, солений и варений, испекла тройку больших «кухен'ов» с грибами и луком. Она сбегала к главному механику Кировской электростанции, упросила его срочно отвезти в Тальский аптечный груз… В Тальске /что лежал на полпути из Петропавловска в Раздольный/ Анатолий, по записке Нины к местной фельдшерице, «рас–писался» за верховую лошадь с парой вьюков… Через два дня трое беглецов–немцев уже уплетали яства, посланные семьей Кринке. А когда полетели «белые мухи» и установился первый до обязательной оттепели санный путь, Ленард прикатил на Черную речку сам. Как его встретили «земляки» после… двухсотлетней «разлуки», о чем они говорили, я и по–сейчас не знаю: не такой это человек Ленард Кринке, чтобы трепаться на такую тему. Но уже через полторы недели в верховьях ключа Ёвинского, километрах в тридцати от Толиной заимки, под тремя огромными даже для Кряжа кедрачами стояло новенькое зимовье с отдельной, по–черному топимой, банькой. Все же, опыт «скрипичных мастеров» на каштановской барщине 'Полянка–опушка» даром для трех друзей не прошел, да и рубили–то они зимовье под командой Ленарда, построившего в здешней тайге не один десяток охотничьих убежищ…
Дело–то было в том, что на заимке Анатолия немцам оставаться было нельзя. Толя сторожил «раздолинское» сено. Его здесь, в богатейшей и малодоступной посторонним пойме Черной речки, заготавливалось вполне достаточно, чтобы накормить большой конный двор Раздолинского Сурьмяного Комбината. На косьбу сюда направляли несколько смен рабочих /по мере того, как трава там вырастала/. Позднее, почти до конца августа туда же наезжали ворошители. Когда сено высыхало, снова приезжали рабочие, — собирать его в те стога… В этом году стога сметали рано. Пока немцев на Черной речке никто бы не потревожил. Но уже зимою, по большому снегу, за «клином», туда, обычно, приходят обозы за сеном. Оставаться там нельзя, тем более, возчики приезжают со своими собаками: охота там богатая, зверь бывает «красный», добытчиков приманивающий…
В середине зимы Анатолий сильно простыл: температура у него поднялась, стало шалить сердце. Мы с Ефимом приехали за ним на Черную, забрали его, привезли ко мне на Ишимбу. С Кировского два раза в неделю приходил доктор Сергеев. Владимир Дмитриевич вообще–то был отоляринголотом. Но, классический «земец», был великолепным еще терапевтом. Когда Анатолий пришел в себя /а случилооь это примерно через две или три неделю после его водворения у меня в домике/ он всполошился: — Там, у немцев, еды осталось на три–четыре дня!… Но на другой день после того, как Толю увозили ко мне, туда, на Ёвинский ключ, уже отправились Ленард и Нина. Они привезли беглецам еду и оружие. Толя–то свой единственный штуцер немцам отдать не мог никак. Думаю /Анатолий эти мои сомнения никогда не комментировал/, что если бы у Клещенко и было лишнее ружье, он побоялся бы его отдать людям, намерений которых он знать не мог. Хотя, как истинный поэт должен был понять трех немецких интеллигентов… Бог ему судья. Так, или иначе, но Ленард привез беглецам старую, надежную «Тулку—Централку», которую когда–то его брат Отто купил у старого же промысловика. И подарил мелкокалиберную винтовку–автомат «МЦ-18».
— Ну, мужики, — сказал он беглецам на своем «старо–немецком» или швабском диалекте, глотая согласные, — теперь вам попадаться в руки чекистам совсем нельзя: они тогда упекут в тюрьму всех Кринке…
— Nicht wwar? — ответил за всех Ставински. Это уже была клятва…
Быть может, в этот его приезд, Ленард впервые подумал: а не плохо было бы свести всех этих бедолаг — японцев и немцев — в одно надежное место. Люди они военные, впятером им будет легче прожить в тайге. Ведь кто может знать, что будет с ними, с Кринке? И с Толиком?…