— Значить, у Акцыновых загостюишь?… Лады…
Когда лошади взяли вал и кошовка раскатилась на завороте, Аркадий, оглянувшись, крикнул негромко:
— Утречкём, часиков в восемь, ко мне загляни. Не емши, чтоб! У Акцыновых, небось, все из магазину, все куплено, а заработков ихних, парень, не вижу шибких… Так не емши!…
…У Акцыновых меня кормили весь остаток ночи. Аркадий — мой хороший знакомый; художник со школой Сорбонны, был со мною еще в пересыльной тюрьме Красноярска, потом на этапе по Енисею и Ангаре, — в паузке, который, под конец, превратился в «дом отдыха на воде». Мы вместе начали жизнь в Удерее. Он гостил у меня на Ишимбе, писал этюды, ходил со мною на охоту. Людмила, его жена, школы искусств не имела. Но от природы одаренная, впитала мастерство мужа и в чем–то превзошла его. Вместе они представляли собою необыкновенно спаянное любовью и творчеством содружество интеллигентных людей, выше всего ставиших свое призвание. И дети их вырастали подстать родителям…
В восемь утра я явился к Тычкиным. Меня встретила его супруга Леночка, пригласила в избу, где сам Аркадий уже сидел за накрытым столом. Потому, несмотря на мое «сыт по горло», все здесь началось сначала:
— Говорено тибе было — «Чтоб не емши»? Вот, терьпи теперя…
Сперва подана была–прямо из печи дежурная яичница с салом, как у Акцыновых. Но пошли разносолы, которые могут быть поставлены только на стол семьи охотников и рыбаков: вечерние пельмени с тайменной начинкой, холодная стерляжья юшка, море грибов — жареных, соленых, маринованных. И ягода, будто только из летнего леса!…
Не дождавшись самовара, Леночка напилась парного молока и убежала к себе в Сельпо. Когда «Туляк» — ведерный самоварище — был нами почти опустошен, Тычкин, поглядев на меня, сказал вдруг:
— Ты, парень, на время отвадь гостей–то от свово зимовья на Ишимбе. Ну, эслиф оне до тибе зачастят. Ни к чему тибе гости покедова. Есть дело. Сурьезное…
— Интересно, что за дело такое?
— Придеть время — скажу. Значить, без гостей покеда?
— Ну, а как Зенин пожалует? Он ведь ко–мне наведывается на охоту.
— Зенин—Зениным, — он человек казенный, начальство. Ему не прикажешь… Так, значить, договорилися? Не соскучисси без гостей–то? А дён черись пять–шессь, как на Чинеуль соберуся, — заскочу. Жди…
…Я ломал голову в догадках: зачем Тычкину нужна Ишимба? Не на охоту же? У него свои зимовья, своя, старая, почти «родовая» территория для промысла!…
Тычкин прикатил через неделю. Осмотрел домик. Залез даже под пол и на чердак — на «вышку» по–местному. Почему–то я, вдруг, расстроился. А на себя озлился: болван! Вроде, опыту навалом, а я сразу, с первого знакомства раскрылся, поверил новому человеку. В сущности, милиционеру… И вот, все обернулось банальным «шмоном», обыском. Когда Тычкин вышел, аккуратно затворив двери из избы, а потом из сеней, я не сдержался, — выругался: злоба вдруг захлестнула сердце — на себя злоба, на дурака! А на «милицию», — на ту же «Спецсвязь», — что злиться–то? Служба у них сучья, — что в «Спецсвязи», что в «милиции». Но я‑то, я‑то хорош!…
В окно я увидел, что Тычкин свертывает на снегу две медвежьи полости, которыми были накрыты сани, стаскивает с кошевки огромный тяжелый мешок.
— Эй! Парень! Подсоби–ка! Не видишь — тяжело жа!
Я вышел.
— Чего глядишь гусаком? Подсоби, говорю: в куле–то пудов восемь с хвостом! Никак не мене, — центнер жа! Давай–ка мешок на вышку, на холод! И место не займеть в избе… Выдоржит вышка–та, ай нет?
— Это что? И для кого? …Груз–то этот?
— Не груз ета, а сила, — в куле! Тама, брат, пехотной роте — на месяц хватить — «витаминов Ц». А тебе, да гостям твоем — так на цельный пятилеток приварка!… Ташши, ташши, не ленися!
Я понял, наконец, что не обыск это, а готовит Аркадий путевой лабаз для своих поездок. Ведь не будет же он докладывать мне, вообще, каждому встречному, где завтра пройдут пути его «золотого» транспорта, а значит, откуда и куда повезет он свой «приманчивый» груз?… Или все это — на время охоты? Но зачем столько продуктов?
— Белковать? Или за соболем надумал в нашем краю?
— Угадал! И соболевать почнем. И белковать. Дай срок. Хоть, конешна, чернотроп просрали мы: снега–то — эвона сколь намело! По сами яйца… Давай–давай! Заноси круче, — не пройдеть жа так!… Неумелец какой!… Не обижайси…
Наконец, куль–великан устроен на вышке. Заслонен мхом. Прикрыт лазом. Сверток с медвежьими шкурами устроен под моей постелью.