-- Да, но все-таки факт остается фактом -- эти шимпанзе ни в чем перед нами не виноваты. И к судьбе, постигшей полковника Тэйлора и его экипаж они тоже непричастны. И совершенно очевидно, что они не представляют для нас никакой опасности. Ради всего святого, Виктор, скажите, как мы сможем оправдать себя в глазах общественности?
-- Это может быть обставлено, как несчастный случай, -- сказал Хасслейн.-- ЦРУ может это устроить.
-- Может устроить? А вы откуда знаете?
-- Я предполагаю, сэр...
-- Оставьте, пожалуйста, свои предположения при себе, доктор Хасслейн. Нет, нет и еще раз нет. Никаких несчастных случаев не будет.
-- Боже милостивый, господин президент, неужели вы хоти-- те, чтобы они их потомки стали властителями всей нашей пла-- неты?
Президент вдруг безмятежно улыбнулся. Он подошел к своему огромному креслу, стоявшему за столом и уселся в него, его глаза были устремлены вниз, на лужайку во внутреннем дворике Белого Дома. Он некоторое время задумчиво наблюдал за одним из своих детей, игравших там среди аккуратно подстриженой травы, а потом спокойно сказал:
-- Этого ведь еще не случилось. И вряд ли случится до следующих выборов. Кроме того, если их потомки окажутся столь же очаровательными, как они сами, может они даже лучше управятся с этой планетой, чем это делаем мы, а? Мы ведь тоже не очень в этом преуспели, Виктор.
-- Но они уничтожили эту планету!
Президент пожал плечами. -- А вы уверены, что они видели разрушенной именно нашу Землю?
-- А вы уверены, что нет?
-- Естественно, нет.
-- А это предположение очень даже разумно. Они верили, что это была Земля. И похоже, что так оно и было на самом деле. Эти животные родились на нашей Земле, это бесспорно. Таким образом, они явились с нашей планеты...
-- О, Виктор, избавьте меня от ваших нескончаемых логических выкладок. Вы, конечно, можете быть совершенно правы...
-- Земля, господин президент. Подумайте, вся Земля, со всем, что на ней существует. Можно смириться с тем, что эти мартышки завоюют весь мир, что все человечество будет состоять из жалких ублюдков, не умеющих даже нацарапать свое собственное имя, да что там, даже просто произнести его! Возможно, это вас не волнует. Но речь идет уже даже не о том, кто будет главенствовать в будущем на этой планете, под вопросом само ее существование!
-- Виктор, даже если это -- наше будущее, то что бы мы не делали, оно уже не изменится.
-- Ваши слова -- это снова результат недостаточного понимания сущности времени, господин президент. Все варианты будущего абсолютно равноправны в своей реальности, но лишь одно из них случится.
-- Боюсь, я не понимаю, каким образом что-нибудь может быть реальным, если оно не случится... Впрочем, это неважно, не трудитесь -- я совершенно не желаю вновь выслушивать ваши объяснения. Вы совершенно уверены в том, что наше вмешательство может изменить ход истории и изменить наше будущее, не так ли?
-- Да, сэр. Я убежден в этом.
-- Прекрасно. А вы верите в то, что нам следует это делать? Что у нас есть на это право?
-- Я не знаю.
Президент в изумлении вскинул глаза. Впервые в жизни он видел своего советника по науке в состоянии нерешительности и неуверенности. Взгляд Хасслейна утратил жесткость и в уголках глаз советника блеснули подозрительные блики, словно он готов был расплакаться.
Голос его предательски дрожал, когда он продолжил: -- Вы даже не догадываетесь, чего мне стоило столкновение с этой проблемой , господин президент. Я и сейчас не знаю, какой выход будет правильным. Какое из многочисленных будущих изберет Он, как окончательный удел человечества, созданного волей Его! И если мы уничтожим этих обезьян, будет ли это исполнением Его воли, или нарушением ее? Враги мы Его или Его инструменты?
Президент встал из-за стола, подошел к Хасслейну и мягко положил руку на его плечо: -- Вряд ли нам имеет смысл беспокоиться об исполнении воли Божьей.
-- Я не фаталист.
-- Я тоже, Виктор. Я только хочу сказать, что Он достаточно могуществен, чтобы все свершилось так, как Он пожелает, вне зависимости от того, чего хотим мы с вами. Может быть, вам следует спросить Его об этом, попросить Его наставить вас на истинный путь. Я -- спрашиваю. Я часто обращаюсь к Нему за советом, особенно с тех пор, как стал президентом.
Хасслейн покачал головой. -- Я не знаю, как.
-- Тогда мне остается только посочувствовать вам. Но вы не можете не понимать, что убийство двух ни в чем не повинных разумных существ -- поступок аморальный. Мы никогда не сможем простить себе этого убийства. И я никогда не пойду на это.
-- Не сможете? -- язвительно спросил Хасслейн. -- А разве не вы отдали приказ расстрелять этого русского маршала?
-- Я надеюсь, что в том случае я был инструментом в руках Господа. Этот человек нес зло, он был исполнен планов разрушения и войны. У меня не было выбора.
В этот момент президент увидел на лице Хасслейна победную улыбку и почувствовал раздражение. -- Да, да. Я подписал приказ об убийстве человека, дальнейшее существование которого было опасно для жизни многих людей. Но я никогда не отдал бы этого приказа, будь он еще ребенком и кто-нибудь пообещал бы мне, что из него может вырасти убийца. И тем более я не смог бы расстрелять его отца, деде, прадеда, чтобы предотвратить его появление на свет. А это именно то, что предлагаете сделать вы, Хасслейн, с этими шимпанзе. Я не могу пойти на это. Они не сделали нам ничего дурного.
-- Мы просто ничего не смогли доказать, не более того -- сказал Хасслейн. -- Факт остается фактом -- они явились в корабле полковника Тэйлора. И одно то, что они использовали его ракету, сделало невозможным его возвращение. Не забывайте об этом, господин президент. Они могли убить полковника, чтобы завладеть его кораблем. Это вам не приходило в голову?
-- Нет. Никогда -- резко ответил президент.
-- А если мы выясним, что так оно и было? -- спросил Хасслейн.
-- Тогда мы должны будем пересмотреть свою позицию по отношению к ним.-- сказал президент. -- Тейлор был одним из моих офицеров. Это я посылал его в этот полет. Я чувствую свою ответственность за его судьбу. Что заставляет вас думать, что эти шимпанзе могут знать больше, чем они говорят нам?
-- Они не сказали нам о конце мира -- напомнил ему Хасслейн. -Пока я не напоил одного из них.
-- Накачав беременную леди шампанским, -- сказал президент и с трудом подавил улыбку. -- Вам должно быть стыдно, Виктор.
-- Это дало в десять раз больше информации, чем нам удалось получить от них раньше -- отрезал Хасслейн. -- Кроме того, в том, что они говорили, были и другие оговорки и нестыковки. Я уверен, что эти шимпанзе лгут нам. В очень многих вещах. И я думаю, что более тщательный допрос помог бы нам выяснить, что они от нас скрывают.
-- И вы считаете, что комиссия некомпетентна проводить подобные допросы? -- спросил президент.
-- Да, сэр, я считаю именно так. Как они могут быть компетентны в подобных делах? Да и к тому же в своем рассмотрении они руководствуются старыми добрыми традициями англо-саксонского правосудия. А я заверяю вас, сэр, что в данном случае затронуты интересы национальной безопасности и эти обезьяны не имеют никаких прав, предусмотренных Конституцией Соединенных Штатов для своих граждан.
-- Наверное, вы правы, -- сказал президент. Насколько я понял, вы хотите, чтобы вам предоставили право самому проводить допрос?
-- Да, сэр. Мне нужны для этого в качестве помощников несколько людей из Агенства Национальной Безопасности. Кроме того, я хочу, чтобы это дело было передано из рук этой фарсовой Комиссии в руки Совета Национальной Безопасности.
Президент кивнул. Он снял трубку с телефонного аппарата, стоявшего у него на столе, торопливо сказал в трубку несколько слов и снова повернулся к Хасслейну. -- Хорошо. Я попросил генерала Броуди уладить с АНБ первй вопрос. Что же касается второго, то вы должны будете передавать любую информацию, которую вам удастся раздобыть, вруки членов Комиссии. Я никуда не стану передавать это дело из-под их юрисдикции. Во всяком случае, до той поры, пока я не узнаю навеняка, что существует реальная угроза национальной безопасности. Держите меня в курсе дела и пока вы не представите мне что-нибудь понастоящему убедительное, Комиссия будет продолжать свою работу. Договорились?