Чин не осмеливался смотреть на Суджу, потому что действительно побаивался ее, как и других столичных студентов. И хотя он шутил с ними во время занятий, после учебы никогда не оставался в их компании, чувствуя себя неуклюжим самозванцем в стенах столь уважаемого университета. Обычно Чин вышагивал по улицам города в полном одиночестве, глядя вокруг широко раскрытыми глазами и дивясь окружавшему его великолепию.
О этот Пхеньян, с широкими серыми проспектами и регулировщиками дорожного движения в белых перчатках! Они подавали знаки редким машинам, которые неспешно двигались по безлюдным улицам, словно частные самолеты по пустынной взлетной полосе. Пхеньян, где женщины носили деловые костюмы и пользовались одним и тем же темно-красным оттенком губной помады; где по тротуарам маршировали энергичные горожане, граждане настоящего мира, с одинаковыми суровыми лицами и квадратными стрижками.
Особыми казались даже студенты в коридорах Университета имени Ким Ир Сена с их разговорчивостью, импортной одеждой и вещицами, о которых Чин не мог и мечтать (вроде рюкзаков с изображениями Великого Вождя, польских наручных часов или российских пиджаков). Смущение Чина было настолько сильным, что затрагивало не только его эмоции, но и все существование.
В его родном городке Янгдоке люди только и делали, что сидели на корточках без работы, поскольку никакой промышленности в их краях больше не было, да отпускали в адрес друг друга колкости. Промышленность пострадала после того, как в 1994 году Великий Руководитель объявил начало Трудного марша, после чего не стало ни продовольствия, ни электричества.
Отец Чина следовал указанию страдать ради общего блага, питаясь один раз в день вместо трех, и надзирал за своей семьей, точно интендант. Когда другие мужчины начали зарабатывать на стороне, доставая продукты, подторговывая и провозя товары контрабандой из Китая, его отец наотрез отказался опускаться до «сомнительной работенки». Вместо этого он продолжал трудиться начальником отдела на инструментальном заводе, даже после того, как пропало электричество и ему перестали платить зарплату.
И пока отец мучил себя, едва сводя концы с концами, Чин не желал мириться с такой экономией и с бешеной энергией принимался за любое дело. Большинство северокорейцев верили, что будущее и судьба человека предопределяются его родословной, но Чин был решительно настроен улучшить участь семьи. В его представлении Великий Руководитель воплощал в себе желанный образ истинного отца, и парень работал, стараясь доказать, что достоин его. Каждое утро он посвящал учебе и чиркал огрызком карандаша в газетных заметках.
Когда Чину удалось получить стипендию в Университете имени Ким Ир Сена, он понял, что дождался долгожданной свободы. Его судьба больше не зависела от отца и образа жизни скупого суперинтенданта. Будущее не нужно было отмерять плошками, потому что Чин поднялся выше отцовского социального уровня и теперь мог поделиться преимуществами новой жизни со всей семьей. Прорвавшись за запечатанные семью печатями врата Пхеньяна, он обеспечил родным места за «большим столом» и твердо решил выжать из своего положения все, что только можно.
Чин никогда в жизни не встречал таких красивых девушек, как Суджа. К тому же она была самого благородного происхождения и, как и положено таким людям, находчивой в разговоре, беззаботной и даже беспечной. Чин не знал, чем восхищаться больше, — ее репутацией одной из самых блестящих студенток или ее работой фотографом. Он никогда раньше не слышал, что женщина может быть фотожурналистом — все его знакомые фотографы и сотрудники редакций были мужчинами. Несоответствие общепринятым канонам и оригинальность Суджи одновременно и пугали, и приводили Чина в восторг. Он понимал, что познакомиться с этой девушкой поближе будет не так-то просто.
К тому же она тоже начала подтрунивать над Чином в аудитории, присоединяясь к общим шуткам и обзывая его как только можно: от «неотесанной деревенщины» до «говнокопателя».
Чин, скрестив руки и расправив плечи, принимал удар и отшучивался в ответ, называя ее «мисс сплетница двадцать первого века» или «мисс важные штаны» (с акцентом на слове «важные»). Каждый день он повышал ставки, придумывая для нее всё новые прозвища: например, «мисс председатель управления всезнаек в подкомитете южного кампуса». А однажды, когда она пришла на занятия с фотоаппаратом, Чин назвал ее «мистером уважаемым фотографом». Все засмеялись, а Суджа вспыхнула и, усевшись за стол, бросила Чину через плечо: