Однажды их посетили соплеменники Джима, человек тридцать мужчин и женщин, живших поблизости. Туземцы затеяли игры. Дик увидел шуточное состязание мальчиков, вооружённых тупыми копьями и стоявших двумя рядами в десяти шагах друг от друга. Он завидовал ловкости, с которой они ловили копья на свои овальные щиты. Больше получаса продолжалось это состязание, за которым весело наблюдали взрослые.
После вечернего пиршества, состоявшего из мяса кенгуру, началась корроборри. Чернокожие женщины, одетые в шкуры опоссума, сели у большого костра. Мужчины, размалеванные белой и красной глиной, стали в круг, держась на расстоянии трёх-четырёх футов друг от друга.
Женщины вибрирующими голосами запели нескончаемую песню. Дик не мог уловить сперва ни мотива, ни склада. Но потом он ощутил её внутренний смысл, её медленные ритмические пульсации. В ней была напевность ветра и ритм набегающих волн.
Время от времни женщины ударяли правой рукой по левой, раскрашенные мужчины в такт подпрыгивали и кружились, потом останавливались и приседали, издавая гортанные крики. Эти крики тревожили Дика, они казались ему ненужными и отвратительными, и всё-таки он ждал их, и его охватывало странное ликование.
Танцоры схватили оружие. Женщины продолжали тянуть жалобный, дрожащий напев, хлопая в ладоши, и их пронзительные выкрики становились всё громче. Мужчины кружились, притоптывали, приседали, потрясали оружием, как бы сражаясь с окружавшим их мраком, поражая бесчисленных незримых врагов. Они кружились и кружились, и задорные пронзительные вопли неслись к огромным мерцающим австралийским звёздам.
Дику не хотелось, чтобы корроборри кончилась, и всё-таки он обрадовался, когда она пришла к концу. Ему было страшно, хотя он не признался бы в этом. Но чернокожие по-прежнему были настроены дружелюбно. Они смеялись, болтали друг с другом и улыбались.
Когда Дик лежал возле сделанной из коры хижины Джима, он чувствовал себя очень одиноким. Ему хотелось домой, хотелось повидать родителей и Шейна. Он даже не знал, остался ли Шейн в живых. Вспомнил он и Козиму — впервые за всё время, что жил с Джимом. Она ему нравилась, она была так не похожа на остальных девчонок, которых он знал, — девчонок, созданных, кажется, специально для того, чтобы портить все игры и хихикать по уголкам. Козима была совсем другая.
Дику захотелось вернуться в Балларат.
Глава 24. Старый Нед
На следующий день племя снялось с места. Туземцы перебирались на юг, но никто не торопился. Еды кругом было ещё вдоволь. Дик радовался, что снова останется только с Джимом и его женой. В их обществе он чувствовал себя уверенно, не видел разницы между собой и ими, уже не замечал цвета их кожи и даже немногочисленности слов, которыми мог с ними обменяться, — Дик теперь немного говорил на языке Джима.
Среди толпы чернокожих он утратил это чувство уверенности. Там он был чужаком, пришельцем, и его это пугало.
Но вот однажды явился вестник, и Джим объявил, что пора собираться в дорогу. Племя опередило их всего на несколько миль, и в два-три дня его можно будет без труда нагнать. Жена Джима уложила всё имущество в соломенную корзину, Джим взял оружие, собака выловила на себе ещё несколько блох и фыркнула на своё излюбленное дерево, Дик подтянул штаны — и сборы к отъезду были закончены.
Дику было неприятно, что женщина, вдобавок к младенцу за спиной, тащит на себе все самые тяжёлые вещи, и он предложил нести одеяло. Но Джим с женой посмеялись над ним. Джим заявил, что на этот раз у неё очень лёгкая поклажа, она может нести в два раза более тяжёлый груз, и женщина в знак согласия ухмыльнулась.
Они шли довольно медленно, так как Джим по дороге решил поохотиться на кенгуру. Дик не пошёл с ним, — он должен был помочь приготовить ужин. Джим вернулся часа через два; он убил только кенгуровую крысу, зато принёс волнующее известие: невдалеке, вниз по течению речки, вдоль которой они шли, расположен лагерь белого человека.
Дик снова загорелся желанием выбраться из зарослей и оказаться среди людей, с которыми он сможет разговаривать так, как никогда ему не удастся разговаривать с Джимом. Он очень сблизился с ним, но их дружба была дружбой людей, живущих в зарослях, а Дик, хотя и понимал, сколь многим он обязан жизни в зарослях, не желал сдаваться. Приблизиться к природе полезно, но не менее полезно вовремя отдалиться от неё.
Дик печально оглядел себя. Одежда его была грязна и изодранна, еле на нём держалась. Сам он загорел почти до черноты и привык ходить босиком.
Он представил себе, каким показался бы матери, если б в таком виде вошёл в родительский дом. Это огорчило и потрясло его. Как похож он стал на Джима! И при этом как многому научился! Дик чувствовал, — уже ничто его по-настоящему не испугает, он стал твёрже шагать по земле.
— Пойдём к этому человеку, — сказал он.
Какое счастье, что они натолкнулись на этого белого! Ведь Джим явно не желал и близко подходить к городу или даже к ферме. А одинокий белый человек, возможно, старатель, был именно таким товарищем, в котором нуждался Дик для возвращения к цивилизованной жизни.
— Он старик, — сказал Джим. — Дурной глаз.
— Неважно, — ответил Дик, охваченный теперь одним желанием: оказаться в обществе белого. — Пойдём к нему.
Он попытался объяснить Джиму, что заставляет его уйти.
— Отец, мать ждут меня.
Джим кивнул головой и улыбнулся. Дику грустно было прощаться, и он не мог придумать, как бы им условиться о новой встрече. Он постарался втолковать Джиму, что у него нет постоянного дома.
— Встретимся, — уверенно сказал Джим.
Дик пожал руку жене Джима, чем явно смутил её, поблагодарил за всё, что она для него сделала, и ушёл вместе с Джимом. Они зашагали по берегу речки. Вскоре Дик увидел вдым от костра. Джим решительно заявил, что теперь он уйдёт, — он не хочет встречаться с человеком, которого не знает. Дик распрощался с ним и дальше пошёл один.
Обогнув холм, Дик радостно подбежал к одинокому путнику — первому белому, встреченному им за много месяцев. Как и говорил Джим, это был старик, седовласый и седобородый. Такому старому человеку не следовало бы одиноко бродить по зарослям. Но Дика не удивил его возраст, — он знал старателей преклонных лет, которые искали золото до тех пор, пока не умирали от голода и жажды в какой-нибудь глухой чаще.
Старик взглянул из-под лохматых бровей и нахмурился. Дик понял, что Джим хотел сказать словами «дурной глаз». Во взгляде старика светилась злобная сила, и Дику он сразу перестал казаться дряхлым.
— Ты кто такой? — грубо спросил он, нащупывая револьвер.
— Старатель, так же, как и вы, — ответил Дик. — Я заблудился.
— Я не заблудился, — ответил незнакомец, подозрительно оглядывая Дика сверкающими запавшими глазами. — Я-то свою дорогу знаю. Я знаю… — Он замолчал и окинул Дика ещё более угрожающим взглядом. — Кто послал тебя?
— Никто. Говорю вам, что я заблудился и хочу добраться до какого-нибудь города — Арарата или Бендиго. Я хочу на запад. В Аделаиду.
— А почему ты думаешь, что я тоже иду туда? Кто тебе сказал про меня?
Дик начал сомневаться в том, что поступил благоразумно, променяв дружелюбного Джима на этого мрачного седобородого старика.
— Чернокожий по имени Джим…
— Где он сейчас?
Пристально глядя вдаль, старик снова положил руку на револьвер. Дик подумал, что, пожалуй, ему тоже следует подтянуть свой револьвер и положить руку на кобуру. Не то чтобы он ждал нападения, нет, просто хотел показать старику, что тот имеет дело не с беззащитным существом.