— Садись, дорогая, — приказывает Инес, подталкивая меня к стулу перед своим столом, — Ты выглядишь как черт. Позволь мне налить тебе еще выпить, пока ты будешь рассказывать мне эту историю.
Лед звенит внутри моего стакана, когда она передает его мне. Она бежит рядом со мной, нежно кладя руку мне на колено. Переведя взгляд с выпивки на нее, я беру стакан и делаю глоток. Талант — мудак, но Инес воспользовалась мной после того, как я сказала ей, что не хочу работать в «Ридж». Мой гнев предназначен ей так же, как и ему.
— С сожалением сообщаю, что «Ридж и Сыновья» не будут моими постоянными клиентами — или твоими, — говорю я, слизывая с губ ванильный и дубовый бурбон. Я замечаю, что мой лак на ногтях скололся, а левый ботинок развязан. Когда я в последний раз выходила из дома в рваных джинсах и толстовке, как сегодня? И все же я здесь, совершенно взлохмаченная и чужая для себя.
Инес усмехается, отмахиваясь от меня.
— Не думаю, что он был тобой не доволен. Это невозможно.
Прогоняя воспоминание о том, как член Таланта скользнул вверх по внутренней стороне моего бедра, прежде чем войти в меня одним толчком, я поправляюсь в кресле и отмечаю.
— Он был полностью доволен всем. Проблема возникла позже, когда он заявил, что вообще не нанимал меня.
— Это абсурд, — Инес встает на ноги, занимая свое законное место на троне за столом. Исчезла озабоченная мать, беспокоящаяся о своем выродке, уступив место безжалостному сутенеру. Ее беспощадное сияние выпрямляет мой позвоночник, и я ловлю себя на мысли, что хочу надеть туфли получше, — Что он сказал? Слово в слово?
— Он сказал, — повторяю я, — что не нанимал меня.
Я не чувствую необходимости объяснять эмоциональное потрясение, которое я испытала после того, как покинула здание Таланта, запойное пьянство, которое последовало после того, как мои слезы высохли, или тот факт, что я перенесла сегодняшних клиентов, чтобы быть здесь, и поэтому у меня не будет выходного дня неделю. Нет, Инес получает самый минимум, чтобы тушить и сталкиваться с тем же отсутствием контроля, что и я.
Как мило с моей стороны.
— Это потому что он не хотел платить? — размышляет она. Инес берет телефон и набирает номер.
Возвращая ее ледяной взгляд поверх края моего стакана, я делаю еще один глоток и удивляюсь тому же самому, когда согревающая жидкость покрывает мой язык и согревает мой живот. Мужчины с миллионами долларов на своих банковских счетах, как внутренних, так и скрытых, обладают аурой прав. Они настолько привыкли к тому, что их поддакивающие мужчины и поддакивающие женщины подчиняются каждой их команде, что, когда приходит время платить за их трах, они обижаются. Как посмели Властелины Вселенной платить за секс, даже если они заведомо устроили свидание с эскортницей, когда они сильнее какой-нибудь шлюхи?
Инес никогда не позволяет этому ускользнуть и собирает то, что ей причитается со всех. Но это была не та атмосфера, которую я получила от Таланта. Он выглядел искренне смущенным.
— Наоми, нам нужно поговорить, — выражение лица Инес становится жестче вместе с ее тоном, не оставляя места для возражений, — Не заставляй меня ждать.
Каждый глоток бурбона — долгожданная передышка от стресса, и я расслабляюсь, когда уровень стресса Инес возрастает. Я не особо пью, но когда мои конечности тяжелеют, а губы покалывают, это заманчиво. Как легко утопить свои печали в бутылке ликера, когда всего пара глотков делает все менее пагубным.
О, может, мне убежать из города? Не большое дело.
Я впервые перенесу встречи с моими клиентами? Что угодно. Я займусь этим завтра.
Это поэтому моя мама всегда была ебанутой? Она никогда не говорила со мной о нашем образе жизни — я никогда не имела права голоса в том, что она делала и куда она нас приводила. Но, может быть, единственный способ, которым она могла жить с собой, это когда она загружала свою четырехлетнюю дочь в заднее сиденье старого Buick, без отопления посреди зимы, и возила по клубам в любое время ночи, в пьяном состоянии.
Алкоголь сглаживает границы реальности. Реакция замедляется, торможение отсутствует, а головная боль, мучившая меня сегодня утром, смягчается до глухого удара в затылке. Катастрофа возможна со стаканом хорошего бурбона. Но когда Инес вешает трубку и говорит мне, что Наоми уже идет, я все еще достаточно волнуюсь, чтобы поставить стакан и сесть прямо.
— Я могу идти? — я спрашиваю. Крошечный голос внутри меня указывает, что я чрезмерно произношу свои слова, — Я выполнила свою часть. Это не сработало, и я хотела бы вернуться к своему обычному расписанию.
— Что-то не складывается, — отвечает Инес, игнорируя мою просьбу уйти, — Не может быть, что я отправляю свою лучшую девушку, а он недоволен.
Закатывая глаза, я предпочитаю игнорировать то, как она говорит обо мне, будто я дрессированная собака. Я наполовину вскакиваю со своего места, решив, что вызову машину, как только окажусь на улице.
— Сядь, Лидия, — говорит Инес.
— Что должна сделать девушка, чтобы заслужить чертово уважение здесь? — я думаю вслух, не ожидая ответа и не получая его.
Сев на место, я сдираю остатки лака с безымянного пальца и размышляю о предстоящей неделе. С тех пор, как меня взяла к себе Инес, я придерживаюсь строгого протокола: один член в день, и я никогда не обслуживаю более двух клиентов в сутки. Это не попытка проститутки проявить скромность. Это не более чем попытка сохранить мою киску и растянуть это выступление как можно дольше. В дни, когда у меня есть два клиента, я уговариваю их делать разные вещи, чтобы избежать общения с обоими. Теперь, когда мне пришлось перенести сегодняшние встречи, у меня будет два дня, когда я буду работать на трех работах.
Еще одна чертова причина, почему я не нарушаю свое расписание.
Отказ от встреч только навредит моей репутации, еще больше усугубив последствия игнорирования моего здравого смысла. Я никогда не должна была ступать в здание Таланта. Между нами двумя, я осталась с дерьмовым концом, пока он захватывает мир.
— Инес, у меня нет на это времени, — говорю я, когда Наоми материализуется с настолько раздутым эго, что почти не проходит через дверь.
Наоми пропускает приветствия и торопливо проходит через комнату, взглянув на свои наручные часы, прежде чем откинуть волосы назад. Ее сухие концы хлещут меня по лицу, ускользая от меня прежде, чем я успеваю вырвать ее волосы с корнем. Неуважение — это не то, что я оставляю без ответа, но невежества Наоми относительно того количества дерьма, в котором она находится, будет достаточно, когда до нее дойдет, что она здесь не для того, чтобы ее похлопали по спине.
Она жует жвачку с открытым ртом, лопая пузырь, прежде чем ее задница упрется в сиденье. Наоми нажимает текстовое сообщение на своем телефоне и говорит.
— Я не хочу торопить тебя, Инес, но я была занята кое-чем важным.
— Созданием дополнительных связей? — Инес в замешательстве наклоняет голову.
Мой слух никогда не был таким острым, несмотря на жидкий депрессант, циркулирующий в моей крови. Я не хочу пропустить ни слога брани, которую Наоми собирается получить. Между нами двумя не было сказано ничего, кроме нескольких слов, но Наоми неправильно меня воспринимает. Может быть, это ее несправедливое эго или то, как глупо ее рот открывается, как рыба, когда ее загоняют в угол.
— Я извиняюсь? — она спрашивает. Вспышка понимания затуманивает ее глаза.
Инес ловит его, постукивая ногтем по столу от мизинца к большому пальцу. Она не отвечает и смотрит на Наоми, позволяя напряжению в комнате нарастать настолько, что я задыхаюсь. Тревога ползет по моим рукам, как пауки, но я держу ее внутри себя. Девушка рядом со мной теряет сознание. Там, где я спокойна, хладнокровна и собрана под давлением, лицо Наоми горит, и она ерзает, избегая зрительного контакта.