— Вокруг полно других! Почему тебе так нужна та, с которой я уже начал работать и добился первых успехов?
— О, да, я их заметил! — С непередаваемым сарказмом ответил правитель. — Потому и хочу именно её. А ты можешь выбрать любую другую или продолжить с этой. Но только уже после того, как закончу я. Если тебе это, конечно, будет ещё актуально.
И, пока Инквизитор обрабатывал полученную информацию, его отец решительно обогнул препятствие и подошёл вплотную к выходу.
Я последний раз посмотрела на Лауля, встретилась глазами с его обречённым, но твёрдым взглядом и поняла, что это ещё не конец.
В ту же секунду взметнулся кнут и перехватил мой импровизированный поводок, остановив наше передвижение.
— Я же сказал, что не отдам её сейчас! — Гневно заявил Инквизитор.
— Не отдашь? — С ноткой угрозы переспросил император.
Лауль решительно выступил вперёд и задвинул меня себе за спину:
— Нет.
Премерзко ухмыльнувшись, Диктатор едва заметно взмахнул рукой, освобождая меня от своего контроля.
Я облегчённо перевела дух.
— Так я и думал. — Отбросив всякую мягкость, обычным голосом сообщил император. — Гармина Асталия, если не ошибаюсь?
Рот сам собой открылся от изумления, а с языка уже был готов сорваться соответствующий возглас, однако Инквизитор вовремя успел предостерегающе сжать мою ладонь. И я промолчала.
— Я полагал, что у тебя с ней всё кончено. — Не обратив на меня абсолютно никакого внимания, сказал Диктатор. — Решил, что ты одумался и вернулся домой.
— Ты ошибся. — Тоже отринув всякое притворство, уверенно заявил Лауль.
— Да. — Кивнув, согласился правитель Патриора. — Я в тебе ошибся. Ты казался мне лучшим из моих многочисленных отпрысков, я всегда пытался сделать из тебя достойного члена нашего общества, даже подарил свободу и признал своим ненаследным сыном… А вместо благодарности ты сбежал. — Император осуждающе покачал головой. — Глупейший поступок. Ты же понимаешь, что я в любой момент мог вернуть тебя обратно?
— Но не вернул же. — С вызовом напомнил Инквизитор.
— Мне стало интересно, что ты будешь делать с этой свободой. — Пожал плечами Диктатор. — И, признаться, твои успехи меня не разочаровали. За столь короткий срок пройти весь путь от мелкого политического деятеля до главы одной из основополагающих служб планеты… Молодец.
На похвалу Лауль предпочёл не реагировать.
— А твоя репутация! — Продолжал восторгаться император. — Я был просто покорён, как ловко ты использовал мою науку. И это давало мне надежду, что ещё не всё потеряно… — Он горько вздохнул. — Увы, все невольники остаются ими до самой смерти. И никакая свобода, никакие знания и обещания никогда не изменят их ограниченного мышления, не вытравят этого вечного желания начать новую жизнь, которая будет принадлежать лишь им одним…
Тут я была полностью согласна с Диктатором. Жаль только, что он оценивал данную ситуацию несколько с иного ракурса…
— Но ты забыл, что у тебя нет своей жизни! — Распалившись, вдруг рявкнул император, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. — Ты рождён рабом, твоя жизнь принадлежит мне! И в глубине души ты знаешь об этом! Иначе никогда бы не стал рисковать ей ради какой-то девчонки.
Я вновь почувствовала укол совести.
Да. Пожалуй, не стоило связываться с Патриором. По-хорошему, мне и из дома-то выходить не следовало… Никогда.
— Но не волнуйся. — Противно улыбнулся Диктатор. — Я тоже сглупил. Доверился тебе, не почувствовав никакого подвоха. А ведь мне показалось знакомым лицо новоприбывшей рабыни… Напрасно я не копнул глубже до твоего приезда. Тогда игра вышла бы значительно интереснее.
Напрягшись, Лауль так сжал свою ладонь, что у меня затрещали кости. Болезненно скривившись, я попыталась осторожно высвободиться, однако не добилась успеха. Зато Инквизитор, заметив мои потуги, всё-таки опомнился и спешно ослабил хватку. А я, не желая предоставлять императору лишнюю причину для насмешек, послушно прекратила сопротивление. Отныне мы с Лаулем были на одной стороне.
— Но у меня есть оправдание! — Не пропустив нашей краткой борьбы, усмехнулся Диктатор. — Если не ошибаюсь, этой девушки не было видно рядом с тобой два года? Логично, что я успел потерять к ней всякий интерес и принял за родственницу какого-нибудь невольника, с которым имел тесное общение… Напрасно. Надо было копнуть поглубже.