Первым ощущением проявилась "радость" — дверью пользовались. Вообще, все вещи стремились в первую очередь выполнить своё предназначение. Ножи хотели резать, молотки — забивать, засовы и двери — открываться и закрываться. Разве что двери в сокровищницы и кладовые хотели быть всё время закрытыми — но это зависело от того, о чём думал мастер, ладивший дверь к косяку.
Вторым ощущением от двери стало напряжение. Как если бы вещь ощущала, что какая-то из деталей является сломанной, что ставит под угрозу выполнение основной задачи. Я нахмурилась и попыталась передать собственное желание помочь — починить, исправить... и чуть не упала на спину от неожиданности.
Дверь, как живая, качнулась ко мне. Пальцы легко коснулись струганого дерева и, без моего участия, заскользили вдоль охранного плетения. Обрисовав половину узора, ладонь внезапно прилипла к ничем не примечательному углу. Я вскрикнула и попыталась прервать контакт, но куда там: магия плотно держала руку.
Молитвенный настрой, так необходимый для общения с миром вещей, давно улетучился. Острые кромки гравия больно впивались в колени; пальцы ног, на которые пришёлся вес всего тела, затекли и не чувствовались. Над ухом беспокойно сопели парни. Видимо, их дар позволял ощущать опасность.
Тем временем, дерево под ладонью начало потихоньку нагреваться. Меня окутал тонкий запах палёного, а воздух вокруг ладони замерцал, как над жаркими углями. Светящиеся куски заклинания отделялись от поверхности дерева и, ускоряясь, летели ко мне. Через пару секунд вокруг меня искрил и переливался защитный полог. Сквозь мельтешение охранного узора было видно, как почернела деревянная основа двери. Быстро расширявшаяся дырка с обугленными краями открыла сперва железную ленту, на которую, видимо, было набито деревянное полотно. Потом железо расплавленным воском потекло мне под ноги.
Оранжевые капли падали на гравий двора, меня била нервная дрожь. Холодный пот струйками тёк со лба и по спине. Моя растопыренная пятерня по-прежнему висела на том же месте, и защитные заклинания, висевшие на двери, всё так же не давали мне возможности хоть на волосок сдвинуть руку. Неожиданно пальцы почувствовали свободу и ... рефлекторно сжались на чём-то продолговатом и очень холодном.
Гулко сглотнув, я попробовала передвинуть кулак с находкой вперёд, как бы толкая дверь от себя, чтобы сразу же оказаться на попе, всё-таки придавив обоих парней к стенке.
Проморгавшись и выпутавшись из переплетения рук и ног, я с затаённым страхом поглядела на дверь. А ну как там зияет дырища, за которую меня могут выгнать из Школы насовсем? И не поверила своим глазам: ни единого пятнышка, ни самой малюсенькой дырочки. Как будто всё примерещилось от того, что солнце голову напекло.
Немного успокоившись на счёт своей будущей судьбы, я с интересом заглянула в кулак — что вообще можно было из двери схватить? И сразу же выронила предмет на землю, вздрогнув всем телом от брезгливости.
Предмет выглядел как один из двух сотен гвоздей, которые были забиты в эту дверь, но от него шла непереносимая волна липкого омерзения, после которого хотелось побыстрей вымыть руки, или хотя бы вытереть их об штаны.
С трудом подавив тошноту, я неуклюже встала и отошла подальше от "добытого" предмета. Хотя и понимала, что злоба и зависть — вполне распространённые эмоции, я впервые столкнулась с вещью, несущую в себе настолько концентрированный заряд ненависти.
Только прислонившись спиной к стене, я обнаружила рядом с собой Ольха, явно готового подхватить, если мне поплохеет. Ощущать заботу, даже такую пустячную, оказалось неожиданно приятно, и я слабо улыбнулась парню.
Вадим же, с выражением крайнего любопытства, склонился над добытым гвоздём. Оглядев его со всех сторон, парень выудил откуда-то из складок форменной одежды серебряные щипчики и вышитый льняной мешочек на завязках. Ловко расправив горло мешка, парень сноровисто ухватил гвоздь щипцами за шляпку, после чего одним движением кисти переложил добычу в мешок. Аккуратно затянул горловину и завязал, чтобы даже случайно не потерять находку.