— Ладно, — вздохнул Вадим — может у тебя с собой есть что-нибудь съедобное?
— Вроде было...
Я принялась копаться в дорожном мешке в поисках завёрнутых в платок пряников, которые захватила из своей комнаты. Потом я аккуратно грызла засохший пряник, а парень неторопясь рассказывал:
— Вот ты спрашивала что такое "цена государева человека". Пожалуй, я расскажу тебе про одного парнишку, у которого рано проявился ценный дар...
Парнишку звали Олесь, и жил он в семье простого землепашца. Ну как жил — родился. Кроме него в семье было еще восемь детей, из них пятеро — дочки, а он — Олесь — был самым старшим. Мать умерла родами, родив близнецов — Ждану да Желану, а когда отец привёл в дом кормилицу — молодую вдову, которая только свою дочку выкормила, паренёк ушёл к старшему деду — Колдырю — уголь жечь. "Помогать семье делом" как он тогда сказал. Работа углежогом — дело трудное, да и не слишком прибыльное в их краю — ведь кузницы все находились на южном побережье, а туда еще дня три пути...
Однажды торговец Ореслав, который покупал у них с дедом уголь, пожаловался, что потерял ключ от ценной шкатулки. Всем была хороша шкатулочка — и маленькая, и лёгкая, и магией запиралась, а ключа к ней не было. Торговец был неплохим человеком, и Олесь, с разрешения деда, помог — изменил запиравшую шкатулку магию так, чтобы её можно было открыть другой зачарованной вещицей. Ореслав щедро заплатил и ушёл, а через день к углежогам пришла травница Луковна, жившая дальше по торговому тракту.
— Ой, дед, ты и подумай! Гуляла я давеча по базару, про углежогов вспоминали... А я давно к тебе не заглядывала... и, глянь, какую мазь нашла — враз от боли в суставах избавит! — годившаяся в бабки Олесю женщина бодро выставила из заплечной корзины объемный жбан барсучьего жира.
Дед в благодарность отсыпал ей тонкого берёзового угля, и специально для неё сделанного осинового угля, из срубленной на растущую луну осины. Дело было к вечеру, так что углежоги без труда уговорили знахарку разделить с ними ужин и переночевать.
— А помнишь Коваля? Рыжий такой был? Так его младший внук — Ростик — стражником в Белогорье заделался, — Луковна, чуть зарумянившаяся от дедовой настойки, начала рассказывать о внуках ровесников деда. — Грамоте там обучился, письма теперь домой пишет. Страсти-то всё какие рассказывает! То у одного бондаря денег украдут, то у кузнеца по золоту все зачарованные цацки умыкнут, а стражники бегай-лови! Зато платят там — нашему заработку не чета, Ростик и себе на домик скопил, и батюшке высылает хорошие деньги... Ты бы, вьюноша, тоже в город на заработки пошёл. Там и денег за работу дают больше, и сам чему доброму научишься... Говорят, в южных крепостях стражниками берут любого здорового, одежда и стол — за счёт государя, жить правда в казармах... зато бесплатно...
Дед задремал под монотонное журчание бабкиного разговора ещё за столом. Луковна, казалось, уже давно разговаривала сама с собой, сравнивая цены на травы и мёд по южному побережью.
А Олесь, угрюмо уставившись в свою кружку взвара, мрачно думал о том, торговец был хоть и хорошим человеком, но недалёким. Ясное дело, что не утерпел и в ближайшем трактире хвастаться начал, мол была пропащая вещь, да нашёлся умелец — ключик сделал, и забесплатно... Так что уходить надо будет вместе с травницей — напроситься помочь донести уголь, а там — по тракту на юг, к Белогорью. И пусть эта крепость находится недели за две пути от его посёлка, зато лихие люди его будут искать на ближней заставе. В смысле – сначала там поищут.
Утром, отведя в сторону деда, пряча глаза и не зная куда деть руки, буркнул:
— Я это... того... в смысле провожу Луковну, она старая, а угля мы ей выдали много... А потом хочу к Ляльке с Мельничного Брода заглянуть...
Лялька была весьма известна — как-никак самая красивая девица на выданье на три дня пути в обе стороны по торговому тракту. Почти все местные парни считали своим долгом хоть раз в неделю принести ей гостинец, надеясь смягчить сердце красотки. Впрочем, безрезультатно: красавица вздыхала о старшем сыне бондаря, который был на удивление равнодушен к ней.
Дед Колдырь печально покивал:
— Вот оно как... Иди. Стало быть, пришла тебе пора самому судьбу строить.