— А если госпожу Кмарову-Любич оставили учиться тут, а не увезли сразу по зачислении в возке в город к папеньке, значит — она уже является чьей-то невестой. И не твоей, поскольку иначе она не стала бы устраивать спектакль перед воротами, — влезла в объяснения Даны я.
Язык чесался заявить, что уж он-то прекрасно знает как выглядит его невеста, и что его, вообще-то, никто не заставлял силой надевать мне на палец кольцо, но! Некоторое противное чувство — "сосёт под ложечкой" говорил про такое мой батюшка — прямо-таки кричало в голос, что это будет слишком опасно. Можно даже сказать смертельно.
Неожиданно из-за спины растерянного парня выскочила Лисавета:
— Врёт она всё! — и замахнулась отвесить мне звучную пощёчину.
И не смогла. Занесённая для оплеухи рука оказалась в железном захвате куратора.
— Я бы попросил вас, госпожа Кмарова-Любич, — спокойно и без нажима произнёс господин Сфорца, — воздержаться от применения рукоприкладства.
— Это правда? — глухо спросил Тис.
Солнечный диск затянули тучки. Сочная зелень двора поблёкла и выглядела пыльной и полинявшей.
Лисавета молча скривилась. Было видно, что она прикладывает большие усилия чтобы ничего не сказать.
Парень некоторое время пристально всматривался в её лицо, пытаясь отыскать что-то важное для себя, потом резко рванул ворот своей рубахи и, не глядя, сорвал с шеи амулет. С десяток ударов сердца Тис сжимал кулак с подвеской до побелевших костяшек пальцев, после чего швырнул его на землю.
Уходил он молча, с побелевшим и ничего не выражающим лицом. Где-то вдалеке ещё раз пророкотал гром, но было слышно, что гроза пройдёт стороной.
Лисавета, злобно глянув на куратора, почти вырвала свою руку обратно. Быстро стрельнув глазами по сторонам и убедившись, что никто не хочет поднимать выкинутое Мстиславом, она попыталась так же быстро это поднять.
И опять её задумка была остановлена преподавателем. Господин Сфорца молниеносно схватил девушку за локоть в тот же момент, а один из подошедших преподавателей — в чём-то тёмно-рыжем — поднял кулон с земли.
В первый момент я удивилась — зачем брать подвеску так неудобно: за остаток порванного кожаного шнура?
— А что это у нас такое? — сказал преподаватель, и я, заметив перестройку дыхания, пригляделась внимательнее.
Высокий и худощавый, одетый по моде далёких южан в длинный подпоясанный халат, мужчина использовал тот же счёт дыхания, какой использовала я для собирания своего внимания на предмете. Но самого момента общения с подвеской я не заметила. Почти сразу он сказал:
— Скажи, а что будет, — свободной рукой он сложил пальцы хитрым способом и резко встряхнул их, потом сделал паузу, оглянувшись на обученного ворона, севшего ему на плечо. В клюве птица держала живую и вполне целую лягушку, — если я отдам эту вещицу в лапы, допустим, лягушке?
— Убью-у-у-у! — взвизгнула Лисавета и забилась в стальной хватке куратора.
— У неё на шее должен быть парный амулет, — всё так же, глядя исключительно на птицу, сообщил преподаватель.
— Эд, посмотри сам, — господин Сфорца кивнул ещё одному преподавателю, подошедшему на крики, — иначе эта бешеная кошка вырвется.
Названный Эдом был явным северянином: светлые пшеничные волосы, пронзительные голубые глаза и характерная небелёная одежда с тонким красным орнаментом по краю.
Блондинка подняла на него тяжёлый, ненавидящий взгляд и, растягивая звуки, зашипела:
— Ты, с-с-с-сын Ур-р-с-с-сул-лы...
— Помолчи, пожалуйста, — тихо и даже как-то отстранённо попросил мужчина.
И Лисавета замолчала.
Потом преподаватель Эд спокойно развязал ленту, стягивавшую ворот рубахи госпожи Кмаровой-Любич, и одним движением сдёрнул всю гроздь амулетов, которая висела у неё на груди.
Прошептал короткое слово, заставившее вспыхнуть шнурки амулетов. Один за другим фигурки падали на землю, пока в кулаке мужчины не остался висеть шнурок с привязанным к нему клыком то ли волка, то ли крупной собаки.
— А-а-а-а-а!!!!
Все вздрогнули, а я ещё и зажмурилась. Лисавета опять зашлась в крике, но теперь это был крик не ярости, а боли. На верхней ноте звук оборвался, как если бы женщина подавилась собственным воплем, и, открыв глаза, я была поражена до глубины души: из привлекательной, молодой и фигуристой рыжеватой блондинки Кмарова-Любич превратилась в низкую — на целую голову ниже меня — одутловатую и полную брюнетку.