Проснулась я на рассвете, скорее даже не от жарких поцелуев, которыми осыпал меня муж, а от его сбивчивого бормотания.
— Маленькая... любимая моя... цветочек мой... — шептал Тис, в перерывах беспорядочно целуя губы, щёки, шею — Я так соскучился...
Парень прижался лбом к моей щеке, и сон как ветром сдуло: у него был жар.
— Мстис... — начала я, но он тут же впился жестким поцелуем в губы.
В отличие от вчерашнего вечера, сегодня он был грубый и бесцеремонный.
"Его же не остановить!" — мелькнула мысль и я по-настоящему испугалась. Судорожные попытки оттолкнуть его ни к чему не привели, наоборот, парень поймал мои руки и прижал их к моей же спине:
— О, моя кошечка хочет поиграть? — утробно, как забавляющийся с добычей зверь, проворчал муж и перехватил мои руки так, чтобы держать их одной левой.
Правой он рванул ворот на моей рубахе. Тесёмочки кружева лопнули, и Тис тут же впился обжигающим поцелуем в открытую шею.
От боли и унижения я вскрикнула, что, похоже, только раззадорило парня. Он прижал меня к себе так, что рёбра затрещали, а на глаза навернулись злые слёзы.
— Отпусти!!
Мне показалось, что я крикнула, но парень, на миг оторвавшись от груди, которую мучил, глянул на меня безумными глазами и прошептал:
— Кричи громко, мне нравится. Я поставил купол, так что мы никого не потревожим, — как зверь, с наслаждением лизнул мою щёку и продолжил — Любовь моя, теперь я тебя никогда и никуда не отпущу, — потом улыбнулся: — Красавица—Лисонька...
Если минуту назад мне казалось, что хуже быть не может, теперь я поняла: стало ещё хуже. От неразделенной страсти, муж сошел с ума и перепутал жену с полюбовницей.
Что же, тогда я имею право защищаться.
Расслабившись, чтобы не давать повод Тису использовать силу или дар, я притаилась, пытаясь представить себя сидящей в засаде змеёй. Уловив перемену в моём настроении, муж пытливо заглянул мне в лицо, и, не найдя там никаких следов протеста, расслабился и опять поцеловал меня в губы.
Точнее — попытался поцеловать. Он, как и прежде, заставил меня открыть рот, чтобы просунуть туда свой язык, на что, собственно, я и рассчитывала. Как только во рту появилось что укусить, я с силой сжала челюсти.
Рот моментально наполнился кровью. Тис взревел раненым медведем и...
Судя по тому, что когда снова открыла глаза, у меня по лицу плясали солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву, я лежала без сознания часа три. В ушах звенело, а голова раскалывалась от боли.
Прислушавшись, я пришла к выводу, что рядом со мной никого не было. Уж из людей — точно никого. Решила, что раз мне тепло лежать и вокруг пусто, то и повода вставать у меня нет.
Через некоторое время головная боль утихла до состояния, что можно было уже поворачивать голову, и я всё осмотрела. Результат меня озадачил:
Во-первых, я находилась на незнакомой мне поляне.
Во-вторых, одежда была вся в волчьей шерсти и местами обслюнявлена, как если бы меня хватали пастью.
В-третьих, рядом со мной в изобилии присутствовали волчьи следы, и не было ни одного человечьего.
В-четвёртых, пока я всё это разглядывала, появился Серый с моим дорожным мешком в зубах. Мешку я обрадовалась как родному: там на дне, в "девичьем" кошеле должно было быть маленькое зеркальце. Медное — чтобы не разбить в дороге.
Зеркальце, что удивительно, действительно нашлось, и даже на том месте, куда я его в спешке запихала. Приглядевшись к отражению, вздохнула: показываться на глаза в таком виде нельзя было категорически. И если растрёпанные волосы и разводы грязи на щеках ещё поддавались исправлению, то огромный синяк на скуле — место, куда стукнул оскорблённый в лучших чувствах муж, замаскировать так просто не получится.
Холодный мокрый нос Серого прошёлся по пострадавшей щеке и обнюхал что-то в районе затылка. Щекотно. Попыталась отодвинуть наглую морду, за что получила попытку вылизать ухо.
— Отойди, у меня эта щека болит, — пояснила ему.