О том, что из пансиона, возможно, придется бежать тайно, баронесса Синиз знала лет с двенадцати. Не то чтобы она дружила с кем-то из девочек, но отношения между ними складывались ровные. Матушка всегда учила внимательно относиться к людям и помогать им по мере сил. Вот Дэлли и старалась, как могла. Поэтому, когда она увидела плачущей девушку из старшего класса, то подошла и спросила, не может ли чем-то помочь. Тут-то она и узнала, что пока существуют опекуны, никаких прав на самих себя у пансионерок нет. Тихоня Лолли вскоре должна была покинуть школу, чтобы выйти замуж. Да-да, за своего собственного опекуна.
- Он ста-а-а-арый! – рыдала девушка. – И то-о-олстый! Он меня ненави-и-идит! Всегда ненави-и-идел!
Дэлли так растерялась, что даже не придумала, чем помочь Лолли. А на утро девушку увезли из пансиона. И маленькая баронесса Синиз поклялась, что уж она-то мерзкому старому хромому Майтигону не достанется. И стала готовиться к побегу. Нет, позднее она выяснила, что далеко не все опекуны такие негодяи. Некоторые не забирали воспитанниц до семнадцати лет, а потом за девушками приезжали чопорные компаньонки, чтобы сопроводить своих подопечных в столицу и представить Ковену магов. Как уж потом складывалась судьба этих счастливиц, Дэлли понятия не имела, но ей казалось, это все же лучше, чем замуж за старого опекуна.
Впрочем, тема замужества была среди пансионерок одной из самых популярных, особенно у тех, кто постарше. В последние полтора года все вечера в дортуаре были посвящены обсуждению светской хроники и рассуждениям на тему: какой красавец граф Н, а сын герцога М такой душка. Но самыми обсуждаемыми были, разумеется, принцы. Наследнику престола Дэймону Нидаверу как раз исполнился двадцать один год, что в пятнадцать-шестнадцать лет уже не казалось такой уж древностью. К тому же у него были еще три брата девятнадцати, семнадцати и четырнадцати лет от роду. И, конечно, в представлении пансионерок все они являлись самыми-самыми красивыми и галантными кавалерами.
Был, правда, у его величества еще один сын, самый старший и внебрачный, но о нем даже вспоминать лишний раз побаивались, поскольку принц возглавлял какую-то очень тайную и очень силовую структуру и репутацию имел человека крайне жесткого и лишенного чувства юмора. К тому же в представлении юных магичек был он непростительно старым – шутка ли, двадцать восемь лет! – и никто не знал, женат ли бастард короля на ком-то, кроме своей работы. В довершение разочарования романтичных дурочек ненаследный принц не баловал светские мероприятия своим присутствием, а если появлялся, то в маске. Даже вездесущим журналистам было запрещено его фотографировать высочайшим указом. Большинство девиц сходилось во мнении, что причиной тому уродливая внешность незаконного сына короля. В общем, не о чем там было вздыхать пансионеркам.
Дэлли все эти разговоры интересовали мало. Замуж ей не хотелось, а принцы, графы и герцоги такой уж блестящей перспективой не представлялись. Впрочем, нет-нет, да и возникал в памяти образ тонкокостного беловолосого юноши с хитрым прищуром и всепонимающей улыбкой – единственного, кто был к ней по-своему добр после смерти матушки. И однажды, когда соученицы совсем достали ее своим щебетом и перемыванием косточек знати, юная баронесса Синиз решила, что, пожалуй, именно в него и влюбится. И не важно, что она даже имени его не знает, что вряд ли когда-нибудь встретит снова. Главное, раз он у нее есть, о прочих можно не беспокоиться. Если что, есть повод сказать, что сердце красавицы уже занято.
Вот так и вышло, что когда ее светлость вдовствующая герцогиня Ресевр сообщила Аделаиде, что назавтра прибывает опекун и жених юной баронессы, чтобы забрать девушку из пансиона, к побегу было готово абсолютно все, включая моральное оправдание.