Взъерепенился он только тогда, когда она стала сдирать ковровое покрытие, которое ей более всего не терпелось заменить. Одно и то же во всех помещениях, расчерченное на коричневые квадратики, и в каждом – одинаково расположенные загогулины с какими-то еще фигурками темно-коричневого, охристого и бежевого цветов. Потом, когда у нее образовалось побольше времени – прорва времени, – чтобы как следует их разглядеть, она усмотрела там орнамент из четырех подогнанных друг к другу квадратиков, образующих одинаковые квадраты побольше. Иногда этот рисунок сам бросался в глаза, а иногда приходилось вглядываться.
Она взялась за эту работу, когда на улице шел дождь, а во всем доме тяжестью висело недовольство Кларка, уткнувшегося в компьютер. Но в такие минуты лучше всего было придумать для себя какое-нибудь дело в конюшне. Когда у нее бывало тяжело на душе, лошади даже не глядели в ее сторону, а Флора, которую никогда не привязывали, подбегала, ласкалась и смотрела на нее снизу вверх – не то чтобы с жалостью, а скорее с дружеской насмешкой в мерцающих желто-зеленых глазах.
Кларк привез Флору подрощенным козленком с фермы, куда ездил сторговать кое-что из конской амуниции. Хозяева решили отойти от сельской жизни или, во всяком случае, от скотоводства: лошадей распродали, а от коз избавиться не смогли. Кларк прослышал, что коза в конюшне создает умиротворенную, комфортную обстановку, и решил проверить это на деле. Со временем они надеялись получить от козочки потомство, но пока никаких признаков течки у нее не было.
Поначалу Флора ходила у Кларка в любимицах, не отставала от него ни на шаг, аж пританцовывала, лишь бы он обратил на нее внимание. Резвая, грациозная, игривая, как котенок, она смахивала на влюбленную девчушку и смешила их обоих до невозможности. Но с возрастом она стала как-то больше тянуться к Карле, и от этой новой привязанности вдруг сделалась гораздо умней, лишилась прежней кокетливости, а взамен приобрела нечто вроде мягкого, ироничного чувства юмора. Если к лошадям Карла относилась ласково и строго, по-матерински, то с Флорой отношения складывались по-другому: та не терпела по отношению к себе никакого превосходства.
– Про Флору ничего не слышно? – спросила Карла, стаскивая рабочие сапоги. Кларк дал в интернете объявление: «Потерялась коза».
– Пока нет, – ответил он деловитым, но не враждебным тоном. Он уже не раз намекал, что Флора отправилась искать себе козла.
О миссис Джеймисон – молчок. Карла поставила чайник. Кларк, не отрываясь от монитора, привычно напевал себе под нос.
Иногда он разговаривал с компьютером. «Фигня», – говорил он в ответ на какое-нибудь непостижимое сообщение. Или смеялся, но потом, когда она спрашивала, в чем была шутка, не мог припомнить.
– Чай будешь? – крикнула ему Карла, и, к ее удивлению, он встал с кресла и пришел в кухню.
– Готовься, – сказал он. – Уже, Карла.
– Что?
– Звонила.
– Кто?
– Ее величество. Королева Сильвия. Только что вернулась.
– Я не слышала ее машину.
– А я и не спрашиваю, слышала ты или нет.
– Что ей понадобилось?
– Хочет, чтобы ты завтра пришла помочь по хозяйству. Так и сказала. Прямо завтра.
– И что ты ей ответил?
– Ответил: будьте уверены. Только ты лучше перезвони сама, подтверди.
Карла ответила:
– Это необязательно, раз ты ей пообещал. – Она разлила по кружкам чай. – Перед ее отъездом я у ней в доме полную уборку сделала. Не понимаю, что еще нужно.
– Может, еноты пролезли в дом и нагадили, пока ее не было. Да мало ли что. Чем скорей, тем лучше.
– Я не собираюсь прямо сейчас бежать ей названивать, – сказала Карла. – Мне надо чаю выпить, надо душ принять.
– Не увиливай, Карла.
Взяв свою кружку, Карла пошла в ванную и оттуда крикнула:
– Пора нам в прачечную съездить. Полотенца хоть и сухие, а плесенью пахнут.
Выходя из душа, она думала: уж не поджидает ли он под дверью? Нет, вернулся за компьютер. Она оделась как для выезда в город: ее не покидала надежда, что стоит им только отсюда выбраться, поехать в прачечную-автомат, взять в кафе капучино на вынос – и разговор, глядишь, пойдет по-другому, хоть какая-то разрядка наступит.
– Ты мне зубы не заговаривай, Карла.
Бодрой походкой она вошла в гостиную и обняла его сзади за шею. И тут же волной накатила тоска – не иначе как под душем разморило до слез; она склонилась над ним, обмякла и расплакалась.
Он убрал руки с клавиатуры, но остался сидеть.
– Ты только на меня не злись, – выговорила она.