очи я провел в "ракушке". Невзирая на борьбу мэра с "этим позорным явлением", "ракушек" в московских дворах убавилось ненамного, наоборот: растет благосостояние наших граждан. И это радует. Выбравшись из мини-гаража, нашел в зарослях одного из дворов распивочно-доминошную лавочку и устроился за сигаретой. Жаль, что без кофе, но лучше, чем ничего. Так, что мы имеем по утренней поре? "Ищут пожарные, ищет милиция..." Ищут новоявленного сексуального маньяка по фамилии Дронов. Бывшего аналитика неведомой службы, бывшего бойца в "горячих точках", бывшего сотрудника банка "Континенталь", в результате сомнительных афер оторвавшего просторную квартиру на престижном Юго-Западе. Маргинала-неудачника, свихнувшегося на почве отсутствия войны, привыкшего к насилию... пригласившего к себе красивую девушку. Девушка была сим злыднем очарована. Маньяки, они "шарман" плести умеют! Наготовила изысканных кушаний, но маргинал-параноик еды не дождался, потащил ее в спальню, завалил бедную девочку на постель и придушил во время коитуса. Получил, так сказать, полное и незабываемое удовольствие. Потом преспокойно уселся на кухне, в одиночестве выпил три рюмки водки, закусил деликатесами, смакуя полученное удовольствие. Милицию вызвал, понятно, кто-то из случайных прохожих или соседей; что-то ему показалось там в ветвях - крик, свет, да это и не важно. Вызвавший по понятным причинам пожелал остаться неизвестным. Насильник Дронов при появлении милиции ушел через крышу, попутно завалив двух мирно спящих бомжей: убивец, он убивец и есть! И сейчас представляет скорую и непосредственную угрозу для тихо себе работающих в офисах и иных злачных местах гражданочек. Дабы любимый город продолжал спать спокойно, в районе проведено усиление. Вот такие у нас вводные на раннее утречко. Что еще? Судя по ощущениям, температура воды в Москве-реке градуса двадцать два, воздуха - двадцать пять. Денек обещает быть жарким. Это - их версия. А моя? То, что меня подставляют по профилю, понятно еноту. Вопросы "кто?" и "почему?" пока не прояснены, но ответ на них слегка брезжит, как свет в конце туннеля. И я вспоминаю об Игорьке Крутове. Когда-то мы были друзьями не разлей вода, несколько лет назад, когда я попал в передрягу с Организацией, Крутов оказал мне быструю и очень эффективную помощь, освобождая жену и детей того же Димы Крузенштерна. С тех пор мы не виделись. Единственное, что я знаю точно, - будучи начальником в РУБОПе, он получил-таки вожделенные генеральские погоны. И это не карьеризм: плох тот полковник, который не мечтает стать генералом. Ну а подполковник, с отсутствием тех же устремлений, мне вообще малопонятен. Сам, по правде говоря, стал бы генералом, да думаю, такие погоны плечи жмут пожестче, чем наручники запястья. Итак, нужно встретиться с Круговым. Но это второе. А первое - слинять из злачного района. Благо пока еще час волка: оставшиеся летом в Москве законопослушные и работящие граждане спешат на службу посредством метро, и в этой ситуации милиции фильтровать поток затруднительно. Особенно районной. Труба зовет! Пора выбираться из этого милого распивочного уголка за помощью к компетентным органам по прозванию РУБОП. Кусты раздвинулись, и прямо передо мной оказалось двое барыг-алканов. Эти, в отличие от ночных, - самые настоящие. Но помня, что белая фата - отнюдь не гарантия девственности, бегло изучаю нарисовавшихся мужичков. Ибо был в моей не столь давней южной ссылке случай, когда бомж-санитар оказался очень скверным дядькой. - Распиваем? - гаркнул я начальственно. - Ты чего? - Мужики шуганулись от меня с натуральным похмельным испугом такой наиграть невозможно. - Да я это... - произношу совсем другим тоном. Вздыхаю, тряско вытягиваю сигарету из пачки. Жаль, что "Лаки страйк", а не "Прима", ну да алкоголизм клиентов не разбирает: вчера мог гулевать по-крупному, а сегодня, выгнанный дражайшей половиной, трястись в неопохмеленно-потрясенном состоянии на зачуханной лавочке. Жизнь - штука переменчивая, и алканы знают это лучше других. Мужички, рассмотрев меня как следует, успокоились. - Водяру с портвешом, видать, вчера мешал? - сочувственно осведомился один. - Сначала - да. А потом... - Сокрушенно опускаю голову, давая понять, что не помню ни-че-го. Добавляю с известной каждому нашему интонацией "а вот вчера были о-о-очень большие": - Салат крабовый хавал ложкой... - и снова вздыхаю. Мужики переглянулись. В сумке у них позванивало. - Стакан тебе надо накатить, - авторитетно произнес первый. Заметив, как я алчно заблестел глазами, добавил: - У тебя это... Хоть чего-то осталось? А то мы не профсоюз - бесплатные путевки раздавать... - Ну... - Вытряхиваю из кармана рублей восемь мелочи. - Вот это дело! - повеселел один. - А фиг ли маешься, здесь на стаканюгу грязного - вполне! - Витек, не приставай к человеку! До ларька, до него еще доплыть надо. Вишь, не в себе он! Сам такой же был час назад. Лучше плесни! Витек пожал плечами: дескать, и то верно, вынул из истертой сумки бутылек мутного портвейна с темно-синей этикеткой, опалил спичкой пластмассовую пробку, снял, долил пластиковый стаканчик доверху: - Причащайся. Стаканчик я умахнул единым духом, с сожалением проводил взглядом. Витек поразмыслил, налил второй: - Валяй. Чтоб сразу отлегло. Я "завалял". И, прямо скажем, отлегло. - Тебя как звать-то? - спросил тот, что постарше. - Олег. - Меня - Мишка. А его - Витек. Ну чё, крякнули? - посмотрел Мишаня на Витька и потянулся бутылкой к подставленному стакану. Пока мужички выпивали, я молча курил. Уходить не спешил по старой прибаутке: двое расхристанных алканов берут в оборот зачуханного очкарика: "Мужик, на троих сообразим?" - "Да я не..." - "Давай трояк". Тот дает. Мужики берут пол-литра, утягивают очкарика в скверик, наливают в замызганный стакан: "Пей!" "Да я не..." - пытается сопротивляться интеллигент. "Пей, кому сказано, не задерживай!" Тот, давясь, пьет. Один алкан достает из кармана обгрызенное яблоко: "Закусывай". - "Да я..." - "Закусывай, тебе сказано!" Очкарик с грехом пополам жует фрукт. Мужики тем временем выпивают степенно. Интеллигент робко спрашивает: "Ну, я пойду?" В ответ ему: "Куда?! А позвиздить?!" Вот потому и не тороплюсь: разговорить давешних "бомжей" у меня времени недостало, да и условия были совсем неподходящие, а с этими мужичками самое время "позвиздить". О чем будет "звиздеж" - догадаться несложно. Мужикам подошло. - Ты сам-то местный, Олег? - Ну, - неопределенно киваю. - У бабенки одной, Ленки Прохоровой, присоседился. - Это какая Ленка? Та, что с косой прошлый год ходила? - Не, она стриженая. Щас блондинкой покрасилась. На рынке шмотками торгует. Да должны вы ее знать! - Да видать видывали, а всех не упомнишь... - философически изрек Мишаня, прописав меня как "своего". - Ты во сколько вчерась к своей заявился-то? - Я чего, на часы смотрел? - Это да... Выгнала? - Ну. Пятый день запой, собака, крутит. - Это бывает, - поддакнул Витек. - А ночевал где? - Да здесь и ночевал. На лавке. - Менты-то здеся не шустрили? - Покамест нет. А с чего? - Да сволочь одну ищут. Девку у себя дома задушил. - Ну?! - делаю круглые глаза. - Угу. Насмерть. В восемнадцатом доме. - Крутой дом. - Ну. Там всякие богатей живут и прочая шушера. Уже совсем с жиру озверели, падлы. Ну, понравилась девка, так трахай, душить зачем? - Погодь, Мишаня, бабы у подъезда судачили, девка та - малолетка, да на наркоту подсаженная. Ее хахаль трахнул и придушил чулком. На наркоту... Ну что ж, все организовано достоверно. Особенно в здешнем районе, славящемся рынком наркотиков. Итак, в моей безвременно оставленной квартирке служивые наверняка обнаружили и это зелье, а убитая девчонка малолетка и начинающая наркоманка; для завершенности отрицательного образа я оказался еще и наркобарыгой. Слава Богу, не в Сингапуре5 живем, но ежели меня словят, служивые пропишут мне "до суда и следствия" так, что мало не покажется! Поэтому попадаться нельзя - с целью сохранения здоровья и способности к плотским утехам и деторождению. Как-никак я еще не женат, нельзя сказать, что собираюсь, но, как говаривал кто-то из древних, ничто человеческое мне не чуждо, и из этого "не чуждого" общение с прекрасной половиной человечества составляет лучшую часть моей неупорядоченной жизни. - Может, это негритос был? Они как раз этим и промышляют. А за наркоту девка не то что негру, кому угодно даст. - Не, бабы базарили, местный. Нашенский. Какой-то бывший вояка. - У этих крыша протекает по полной программе... - Ну используй девку по назначению, но губить-то зачем?! - не унимается Витек. - Яйца бы таким отрывал! - Под корень! - искренне соглашаюсь я. - А менты чего? Им ханыг каких ловить для плана, вроде нас, это как здрасьте! А этого теперь - ищи-свищи! - Не, - авторитетно возразил Мишаня, - словят. Если маньяк, то словят. У них с этим строго. - Может, и так. - Витек глянул на остатки вина в бутылке: - Ну чё, еще за одной слетаю? Ссыпай, что ли, свою мелочь... Я высыпал рублевичи в подставленную ладонь: - Не, я больше не буду. - Чего? - Хватит. - Как знаешь. - Опохмеляться - это искусство. Неправильный опохмел ведет к запою, философически заметил Мишаня. - С бабой замиряться пойдешь? - Ну, - кивнул я. - На рынок. - Вот это правильно. Если не дура, сама же и нальет еще. - Не, Ленка не дура. - И отдери ее хорошенько. В смысле - оттрахай. Чтоб визжала! Бабы за это все простят! Силенки-то есть? - Покамест не жаловался. У меня после пьянок стояк крутой! - Это да... А мы с Витьком - по винцу. А, Витек? - Ну. А фигли делать в такую жару? Встаю с лавочки, собираясь отвалить. Но умиротворенную летнюю тишину нарушает урчание мотора - средних размеров джип вламывается в тихий распивочный уголок как мамонт. Из джипа вываливается детина, роста невеликого, но накачан так, что кажется надутым мощным машинным насосом. В майке и коротких штанах, на могучей шее - "голда". - Досиделись до уродов, - упавшим голосом произнес Витек. - А чего им до нас? - спрашиваю я. - Ща морды бить будут. Для куражу. Видать, "папы" ихние велели. На район менты после убийства усиление опустили, им - убыток. Вот со зла на нас и оторвутся... Ноги надо делать... Но что-то мешало моим сотрапезникам "делать ноги". Во-первых, от этих спортсменов с пропитой печенью не так просто и убежать. Ну а во-вторых... Униформа. Стриженые маленькие головы на коротких шеях, массивные цепи, поросячье выражение глаз... Все это внушает мирным гражданам такое чувство, какое нашим родителям - расхлябанно-развинченная походочка шпаны пятидесятых, на глаза - косая челка, золотая фикса во рту и, как пелось в песнях, "в кармане финский нож". Признаться, те шпанюги рядом с нынешними мордоворотами - просто тихие и незлобивые романтики... Так что Мишаня с Витьком смекнули правильно: не бегать - побить побьют, но не до смерти. И все же и тот и другой напружинились, готовые ломануться через кусты наудачу. Логика логикой, а ноги зудят: срываться! Тем временем из джипа выпрыгнул второй, повыше и пожилистей. Словно угадав намерения алканов, прикрикнул: - И не вздумайте бегать! Кости перекрошу колесами к ежевой матери! Глянул на накачанного напарника: - Развелось всякой твари, а, Бутуз? - Как грязи! - А ну-ка, подошли сюда! Живо! На полусогнутых! Вот чего не люблю у нынешней стриженой молодежи, так это напористого хамства! Пацанчикам по двадцать два от силы, оба мужичка им в папашки годятся, силу на них мерить - как-то западло, и слова другого не подберу! Есть в этих новых корешках то самое подло-отмороженное: сила и здоровье всегда победят немощь и разложение! Вот эта "премилая" философия и погубила Третий рейх; поддатые мужички вовсе не арийской наружности, разозлимшись, размотали к едрене фене белокуро-конопатых бестий по пням и кочкам! Ну, да это философия. А теперешний расклад мне просто противен. - Да мы тут просто бутылочку распить... - тихо, стараясь сохранить хоть остатки самоуважения, заобъяснял Витек. - А ну, пасть закрой! - Короткий крепыш сгреб Витька за ворот давно не стираной рубахи так, что она треснула, ткнул костяшками в нос... Раздался противный хруст, Витек осел, крепыш отпустил его, давая упасть на землю и намереваясь всласть помесить ногами... Мишаня не выдержал: ломанулся-таки через кусты. Но никто за ним и не погнался, развлекуха у парней уже была. Жилистый направлялся прямо ко мне: - А ты чего, болезный, бороденку запустил? Побриться некогда, алкотня зассанная? Он шел мягонько, пружиня тренированными ногами в дорогих кроссовках; видимо, бить меня руками он брезговал, решил оттянуться "на дальних подступах", но всласть. Добавил, куражась: - Ща я тебе яйца посчитаю, чтобы таких вот выблядков больше не плодил! Ну, это... На святое замахнулся... Одним прыжком я оказался в метре от него и воткнул кулак правой точно под сердце - такой удар по эффективности превосходит удар в солнечное сплетение, тем более пресс спортсменчику я мог и не пробить. Челюсть у отморозка слегка отвисла, но вдохнуть он никак не мог; парень вытаращил на меня лупатые глазки, полные удивления и боли. А я тем временем поддел незащищенный подбородок крюком снизу, чуть отпрыгнул, подхватив крутого за цепь, и левой же, четырежды, как на тренировке, пробил по чисто выбритой, пахнущей дорогим одеколоном физиономии, превращая ее в нечто однородное. Отпустил цепь, добавил правым снизу, и жилистый упал к ногам, как матрас. В чувство он придет минут через сорок, но не вполне: личико к тому времени заплывет по типу "Москва - Пекин: дружба навек!". На весь мордобой ушло не более четырех секунд. Коротышка-здоровячок успел лишь единожды пнуть под ребра бедолагу - Витька, скосил масенькие глазки и увидел вовсе не то, что ожидал: вместо пахнущего дрянным портвешком небритого субъекта у лавки валялся "друган, братан и корефан". - Ах ты, бляха... - Бутуз решил, что я - спивающийся тренер-каратист, и потому вынул из недр широченных коротких штанин складной нож, щелкнул кнопочкой: - Придется тебя" пидор, расписывать, как Айвазовский "Цусиму"! Ну надо же! А ведь Бутуз этот - парниша из хорошей семьи, может, даже интеллигентной! Слово "Айвазовский" выговаривает складно, а вот про "Цусиму" - наврал! Вывод: образование индивида осталось незавершенным. Сейчас я его завершу, чтобы мальчик с пальчик ведал, что больно - не только когда ты бьешь, куда больнее, когда бьют тебя. А Бутуз тем временем сделал шустрый и вполне профессиональный выпад: от ножа я едва ушел! М-да, парнишка не одно токмо железо по жизни качал; да и глазки стали злыми, будто налились враз тяжелой влагой. Ну что ж, на войне как на войне. А войны у меня за плечами столько, что этому пацанчику и не снилось... Снова выпад, длинный, пластичный... Но выпендриваться и ловить шуструю ручонку во всякие там хитрые захваты я не стал. Физически здоровячок меня превосходит: сцепись мы, помнет, как медведь зайку! Потому я просто отбил его руку хлестким щелчком. Снова выпад, снова отбив. Занервничал? Вот и славно! Бутуз понял свое преимущество в физической мощи и ринулся на меня, как танк на пехоту, стремясь прижать к лавочке и деревянному столу, но притом передвигаясь мягко и пластично. Ну а мне было уже не до пластики: прыжком запрыгнул ему за правую руку и хлестко пробил по "бороде". Задел. Голова у парня поплыла, он замахал перед собой лезвием плавными круговыми движениями, стараясь не подпустить меня ближе. А мне ближе и не нужно: делаю шаг и пинаю его стопой в голень. Бутуз неловко взмахнул обеими руками и грохнулся на спину. Нож у него вылетел куда-то в сторону, но здоровяк не растерялся: раскорячился, чуть крутнулся на спине. Наверное, это боевая "лёжка" неведомого мне стиля. Сейчас каждый забор изобилует названиями мудреных школ, но в них учат всему, кроме драки. А закон драки гласит: побеждай! Потому я не впадаю в ответную стойку, не пытаюсь достать крепыша, оказавшегося таким прытким, - недаром у него "голда" на полпальца толще, чем у сотоварища! Одним движением хватаю стоящую здесь неизвестно зачем металлическую урну и впечатываю в грудь лежачему. Послышался противный хруст, и мой противник наконец-то по-настоящему расслабился: ручонки четвертьметровой толщины обмякли, голова бессильно откинулась на землю. Судя по моим куцым знаниям анатомии, я переломал ему грудину - это больно. А может, оно и к лучшему? Для него же? С такой травмой к приобретенной профессии вернуться сложно; а может, возвратится крепыш в семью да будет себе помалеху изучать жизнь и творчество упомянутого живописца? Да еще и диссер накропает? Не, я - неутомимый оптимист! Обозреваю "картину битвы" и ощущаю запоздалое раскаяние. Может, стоило без этих фокусов "сделать ноги"? Мужички получили бы слегка по шеям, им не привыкать, а я бы был уже далекохонько от родного района, где меня по-прежнему "ищут пожарные, ищет милиция...". Теперь к служивым прибавятся вольноопределяющиеся из неведомых мне бригад от неизвестных мне авторитетов: давненько не бывал я в первопрестольной! Ну и что дальше? А то... Не пешком же мне в центр топать. И на метро небезопасно: час рабоче-служащего закончился, вполне могу в ситечко залететь, как неразумная рыба плотва. Так что тачку придется угонять. Благо и ключ в замке. Усаживаюсь - уютно. Запускаю движок. - Ну ты и крут... - подал голос из кустов Мишаня, выбрался, подобрал стонущего Витька. - Пошли мы... Ты извиняй, если что не так. Уже скрываясь в кустах, обернулся, спросил с тяжким вздохом, потупясь: - Ты бы обозвался, что ли, залётный... А то эти оклемаются, с нас спрос будет... Вот это вряд ли. Для навороченных молодцов все "овцы" - на одно лицо. Что их и губит. Ну да подводить мужиков мне в любом случае не хочется: сами они закладывать не побегут, ну а если спрос действительно будет, что ж... Пусть ответят. - Скажете, был Додо. - Кто? - Дрон. - Это чего, погоняло такое? - Это птица. Редкая. - Навроде Феникса, что ли? - проявил осведомленность Мишаня. - Навроде. Но круче.