Глава 19
Коридоры следственного управления ГУБОПа ни пышностью, ни строгостью не поражали. Стены дежурного цвета, ряды дверей. И, как в любом заведении подобного рода, неуют: словно здесь взялись делать ремонт, да так и не доделали. По лестницам сновали умеренно озабоченные казенные дядьки самой разной расцветки и наружности; казенные тетки занимались чаем и бесчисленными бумажками. Следственное управление - оно и в Африке состоит из бумажек, цифири, сейфов и кипятильников. Включенные мониторы компьютеров в редких кабинетах выглядят как телевизоры в красных уголках больниц: светят, но не греют. Лейтенант Настя скрылась в недрах пропускной и объявилась уже не только с пропуском, но и с принадлежащим мне документом типа "папир". На который "вахтер" взглянул лишь мельком, вперившись взглядом в прелестную девушку в звании лейтенанта. Искомый кабинет находился на третьем этаже. Здесь все было по чину: предбанник с секретаршей и компьютером, двойная дверь, одна - обитая хорошим дерматином под кожу, с отливающими тусклой нездешней медью шляпками гвоздей, вторая - из ценной породы дерева. Стол в кабинете тоже был старорежимный, с приставной длинной тумбой. За столом восседал Крутов, озабоченно склонив седую коротко стриженую голову и вперив в нас пристальный внимательный взгляд. - Без приключений? - только и спросил он. - Без них, - ответила Настя. Крутов кивнул, провел меня в дальний конец кабинета, усадил. - А где же дверь в искомое помещение? - Обойдешься. Задашь все необходимые вопросы. Следователь будет деликатно курить. - А адвокат? - Дронов, ты совсем зачах в той Америке. Какой адвокат, если служивым нужно создать видимость работы и предъявить вдове ничего не значащие фото? - Так решила Тамара? - Так решат в "Континентале". И правильно решат. Тамара же согласилась приехать именно для того, чтобы помочь найти убийц мужа. Никакого адвоката с ней не будет. Охрана останется за дверями. Вернее, один охранник. Ты продумал вопросы? Хм... А чего их продумывать? Серьезно меня волнует только один: жив Дима или нет? - Да. - Хорошо. У нас еще минут семь. - Крутов посмотрел на часы, потом - на Настю: - Посидишь в предбанничке за секретаршу. И со всем вниманием на телохранилу. Судя по всему, парень квалифицированный, из бывшей "девятки", ну да береженых Бог бережет. К тому же это наша территория, а не банка "Континенталь". Пошли. Крутов и Настя вышли. А я остался один в массивном начальническом кабинете, стараясь прикинуться мебелью. И мне это удалось: появившийся через минуту высокий и худой как жердь следователь прошел за стол, не сразу меня заметив, а увидев, кивнул: - Воскобойников Олег Иванович. У меня чуть было не выскочило: Дронов, но я вовремя поостерегся. Лишь почти церемонно поклонился в ответ. Если Воскобойникову что и не нравилось, виду он не показал: отношения рабочие с Круговым у него, видно, сложились давно и неформально, да и не принято в конторах совать нос в чужие оперативные разработки. Раз дал согласие побыть "манекеном прикрытия", то и отыгрывай до конца. Дверь открыла Настя с видом заправской секретарши, пропуская вперед худенькую, одетую во все черное женщину. Тамару я не сразу узнал: ее роскошные волосы были коротко острижены, и они были седыми. Не замечая меня, Тома подошла к столу, присела за приставную тумбу и уставила на следователя огромные темно-карие глазищи. - У вас ко мне вопросы? - спросила она тихо и покорно. Олег Иванович вдруг как-то замялся, закашлялся даже, проговорил что-то вроде: "Да у меня, собственно..." - и послал мне скорый и злой взгляд. Тамара обернулась, какое-то время всматривалась, надела большие квадратные очки... Ее бездонно-карие глаза, укрупненные линзами, смотрели теперь на меня, она меня узнала, уголки губ поползли куда-то вниз, как у ребенка, потерявшего родителей и встретившего вдруг кого-то из их друзей, на глаза набежали слезы, с ее губ не слетело ни звука, но я успел прочесть по ним: "Олег... Диму убили..." Потом она тем же автоматическим движением сняла очки, спрятала лицо в ладонях и заплакала, горько и беззвучно. Воскобойников глянул на меня выразительно, взялся за графин, наплескал воды, но Тома даже не взглянула на стакан. Я подошел, обнял ее за плечи, чуть помедлил, произнес: - Диму действительно убили? Тамара мигом подняла глаза, и я увидел в них вдруг ту безумную надежду, какая случается с людьми во сне, когда они видят близких живыми и веселыми и чувствуют невероятное облегчение, что никакой смерти на самом деле не было, а был дурной сон... Пусть это продолжалось мгновение, но я успел обозвать себя последним подонком и сволочью... Тамара все поняла; глаза ее наполнились слезами, но она сумела повторить твердо: - Диму убили, Олег. По-видимому, лицо мое тоже изменилось; последняя надежда, которая не умирает никогда, угасла; я не чувствовал больше ничего, кроме тупой усталости, кроме дикого, кромешного оцепенения... Тамара оказалась сильнее: она успела пережить; или - женщины вообще сильнее мужчин? Перетерпела слезы, спросила: - Спрашивай, Олег. Спрашивай все, что тебе нужно. Я отвечу. - Она замкнулась на мгновение, но снова сумела справиться с собой, произнесла: Я знаю, зачем тебе... Я отвечу. Тут пришлось собраться мне. - Тебя охраняют или контролируют? - "Континенталь"? - Да. - Я не знаю. - У него были трения с Шекало? - Не знаю, Олег. Дима никогда не говорил о своих делах. Он нас с девочками берег. - У него не осталось никаких записок? Или - в компьютере... - Ребята из Диминого отдела забрали все. Я помолчал. Дима - молодец. Его жене действительно ничто не угрожает как раз потому, что она не знает ничего. "Он нас берег". И все же я должен был задать этот вопрос, и я его задал: - Ты чувствуешь себя в безопасности? - Да, - тихо произнесла Тамара. И добавила едва слышно: - Я никому не нужна. Я поцеловал ее в щеку, прошептал: - Нужна. Вашим девочкам, друзьям, всем. - Ага, - отрешенно кивнула она. - Я пойду. Мне пора. - Тихо сказала "до свидания" безучастному следователю, привстала и снова упала на стул, будто без сил. Заговорила едва слышно, но скоро, словно боясь, что не хватит сил: - Была пятница. Дима обещал вернуться пораньше, часа в четыре, и провести остаток дня с нами. Тем более мне всю неделю жутко нездоровилось, меня мучили кошмары ночами, словно что-то зеленовато-коричневое надвигалось и надвигалось, и окутывало щупальцами, и стягивало грудь, и мешало дышать... Он обещал прийти пораньше. За завтраком был весел, рассказывал что-то, смешил девчонок. А я... я сидела как в воду опущенная, но переборола себя. Дима и так был обеспокоен моим состоянием, настаивал на докторе, но я отказывалась, говорила, объясняла все это затянувшимися женскими недомоганиями, которых на самом деле не было. У нас должен был быть ребенок, но теперь не будет никогда, у меня случился выкидыш, мальчик погиб, это наверняка был бы мальчик, Дима так хотел сына... Он и не узнал, что я была беременна второй месяц, я не хотела ему говорить раньше времени, пока сама не была уверена... Девочек отвозили в школу чуть позже; Дима поцеловал нас, как всегда; не знаю, что на меня нашло, я вдруг стала говорить, что плохо себя чувствую, что, может быть, он не поедет сегодня в банк... Он чмокнул меня в нос, сказал, что приедет даже раньше, чем обещал, проведет только одну встречу и отменить ее у него нет никакой возможности... Он гладил меня по голове и смотрел встревожено, мне еще стало стыдно, зачем я допекаю его своими никчемными страхами, он ведь жутко уставал последнее время, особенно несколько дней.. И я сдалась. Отпустила его. Господи, ну зачем я это сделала, зачем? Нужно было орать, биться в истерике, лишь бы он никуда не ехал! Никогда себе этого не прощу! Он вышел. Гриша Ларин, ты его знаешь, подал машину. Мы с девочками выскочили на балкон, помахать ему. Он улыбнулся, отсалютовал нам рукой, сел, захлопнул за собой дверцу. Гриша запустил стартер. Машина тронулась, проехала всего ничего, метр или два, и - превратилась в факел! Я стояла оцепенев от ужаса, инстинктивно прижав девчонок лицами к себе... Взрыва я даже не услышала... По-моему, я кричала, а может, и не кричала... Почувствовала вдруг дикую боль внизу живота, осела на ступеньки и услышала только, как Маринка, младшая, спросила меня испуганно: "Мама, а где папа?" Дальше я не помню ничего. Совсем. Потом кто-то мне сказал, что это была бомба с дистанционным управлением. Тамара замолчала, словно силы разом покинули ее. Она посидела так с полминуты, молча легонько пожала мне руку, встала и направилась к двери. У самой двери обернулась: - Ты найдешь их, Олег? - Да. Тома кивнула, вышла, неслышно притворив за собой дверь Какое-то время я сидел без движения. Автоматически нащупал на столе чужие сигареты, закурил, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Перед глазами расцветал взрыв, словно сатанинский цветок, оставивший вдовой очень хорошую женщину и сиротами двух девочек. Бомба с дистанционным управлением. А ведь заказчик - не просто сволочь, он редкая сволочь, он позаботился (или потребовал?), чтобы автомобиль взорвался там же, на лужайке перед домом, на глазах близких, и не только жены, но и маленьких деток. Я прикурил новую сигарету от бычка. В голове крутилась сказанная Тамарой фраза: "Я никому не нужна". Эта фраза будет крутиться в ее голове снова и снова, и она будет ночами беззвучно выть в подушку, одиноко и обреченно... Сто ночей, двести, тысячу? И в снах ее Дима будет живой и веселый, любимый и любящий, и еще не раз и не два ее глаза станут зажигаться безумством надежды, отказываясь верить тому, что видели воочию. Ибо надежда не умирает никогда. Она лишь угасает и постепенно становится призрачной, как едва уловимый ветерок... Истлевшая сигарета обожгла пальцы, одним движением я затушил окурок. Поднял глаза: рядом со мной на приставной тумбе сидел следак Воскобойников, держа в руках наполненный почти до краев стакан. - Друг? - спросил он. - Да. - Выпей. Тебе нужно. - Водка? - Она. Стакан я прикончил в три глотка, закурил новую сигарету и остался безучастно сидеть на стуле. Как вошел Крутов, не услышал. - Поговорили? - спросил Игорь. Я кивнул. - Выяснил, что хотел? Я попытался сосредоточиться: что-то нужно спросить у Крутова. Ну да. - Игорь, ты мог бы узнать, с кем должен был встречаться Крузенштерн в день гибели? - Уже пытались. Выяснить не удалось. - Угу, - безучастно отреагировал я. Крутов пристально посмотрел на меня, сказал: - Вот что, воин. Тебе отлежаться надо. Сейчас лейтенант отвезет тебя на тихую квартиру, и там... - Игорь, я... - Не перебивай. Водки там валом. Напьешься и отоспишься. Я скоро появлюсь. Вот тогда и решим, что делать дальше. Согласен? Я был согласен. Настя прикоснулась к моему плечу: - Пойдемте, Олег Владимирович? Как я проходил по коридорам, через пропускной, как усаживался в автомобиль, я помнил скупо. Голова - то ли от водки, то ли вообще по жизни - плыла; я смутно регистрировал частицей сознания улицы, по которым двигалась машина, - мы катили от центра А в голове продолжала настойчиво биться одна фраза: "Диму убили, Олег". И еще я видел тот самый расцветающий сатанинский цветок взрыва. Настя вела автомобиль спокойно и уверенно, и я позволил себе расслабиться, отметив только, что мы выехали за Москву. Откуда появился встречный "КрАЗ", не заметил ни я, ни Настя. Он выехал вдруг, а шедший чуть позади и на обгоне джип неожиданно прибавил и закрыл для нас левую полосу. Коробочка была почти классической, но размышлять об этом было некогда. Девушка вцепилась в руль, не зная, что предпринять. "КрАЗ" летел навстречу, как бронепоезд "Лошадь Ильича" в светлое прошлое; подумать, во что превратится "фолькс" от такого вот лобового столкновения, не осталось ни времени, ни настроения: одной рукой я ухватил руль и резко вывернул его вправо. Автомобиль слетел с шоссе и закувыркался в невысокий откос. Настя ударилась носом о руль и потеряла сознание, заливая кровью стекло. Я основательно приложился лбом и на какие-то секунды отключился. Машина замерла колесами вверх. Очнувшись, услышал осторожные шаги по щебенке. Девушка лежала, привалившись ко мне; на виске ее пульсировала жилка, я облегченно выдохнул: жива. Удар в основание носа столь болезненен, что Настя потеряла сознание от шока. Шаги приближались. Одним движением вынул из-под куртки девушки двенадцатизарядный "ПММ"; пистолет был на боевом взводе, мне осталось лишь сбросить флажок предохранителя, что я и сделал. Те, что приближались, шли молча. Замерев и прикинувшись беспомощной ветошью, я ждал. - Странно, что у них бензобак не рванул, - произнес один. - Дебил, бензобаки легко взрываются только в киношках: там каскадеры стараются. - Боря велел замочить этого шустрика, - снова подал голос первый. - Польем бензином и запалим? - Погоди. Загляну: может, он вместе с девкой уже того... Да и на девку указаний не было - пусть живет. Да и что ведено: все сделать по уму, технически, чтобы комар носа не подточил. - Ну а я про что? Полыхнет, и - гори оно огнем! Тебе чего, горючего жалко? У нас в багажнике еще две канистры, запас. - Дебил. Девка откуда? Из РУБОПа. Факт? Факт. Свои, если она сгорит начисто, землю рыть будут? Будут. А если мы на месте ДТП пионерский костер учиним, они что, в несчастный случай поверят? Фигу. - Да им нас сроду не сыскать! - Сыскать не сыскать... Ведено все сделать путем, мы и сделаем. - Башмаки те