— Ну что? Делаем из меня красавца блондина? Чтобы два метра ростом, косая сажень в плечах и бакенбарды. Кавалергард, а?
— Если только карликовый, — хмыкнул Крутов.
— Ну не такой уж и карликовый… — «обиделся» я.
Девушка глянула на фото, пробежала глазами текст, подняла на меня замораживающие зеленые глаза:
— Ну надо же! Никогда не имела дело с маньяком.
— В этой жизни все когда-то впервые.
Глава 16
Через три четверти часа на меня из зеркала смотрел седовласый господин.
Краску Настя наносила аккуратно, и седина смотрелась натурально. Остается надеяться, что контрабандный краситель сработан не на Малой Арнаутской и после первого же дождя не даст «радикальный зеленый цвет». Волосы мне девушка зачесала назад, уложила феном; небритость превратилась в короткую бородку. Мокасины пришлось сменить на литые итальянские ботинки, в коих, по мнению создателей, индивид должен чувствовать себя твердо стоящим на земле.
Облаченный в собственные джинсы и в светлый пиджачок фирмы «от Крутова», выглядел я теперь достаточно импозантно. Вошел Игорь, сличил индивида с фото на розыскном листе, хмыкнул:
— Хорош.
— Крут?
— Как поросячий хвост.
Лейтенант Настя, не обращая внимания на наш треп, прищурилась" оглядывая «произведение». Вообще-то она молодец. Ибо основной принцип маскировки таков: менять надо не внешность, а имидж. Сейчас я был не бывшим разведчиком-аналитиком и хрестоматийным маргиналом с навыками массированного рукопашного боя и хорошей оперативной подготовкой, а респектабельным ученым, сумевшим неплохо устроиться в этой новой реальности, называемой на три буквы: СНГ.
А девушка произнесла:
— Глаза.
— Наглые? Это у меня с детства.
— Да нет…
Я прищурился, пытаясь изобразить китайца:
— А так?
Девушка прыснула:
— Лучше не бывает. — Посерьезнела; — Я имею в виду цвет.
— Хм… Хорошо бы небесно-голубой, а?
— Вы умеете носить контактные линзы?
— Не пробовал.
— Анастасия, не мудри, — вмешался Крутов. — Надень на него «хамелеоны».
Очки нашлись: в стиле семидесятых, умеренно затемненные, они выглядели как мой вполне давний атрибут, носимый «ученым-экономистом» по близорукости.
— Доволен? — спросил Крутов.
— Угу. Только одно замечание. Ученый? В пиджачишке за штуку?
— Почему нет? — отреагировала Настя. — Сейчас многие работают экспертами-советниками у важных персон. Приобрели и состояния, и респектабельность.
— Во-во, — поддакнул Крутов. — Лившиц. Вылитый.
— А может, меня, раз такая пьянка, в рыжий цвет перекрасить?
— Граждане не поймут.
Ну что тут возразишь? Генерал. И мыслит по-генеральски.
Кругов прошел в кабинет, сделал несколько телефонных звонков. Вернулся:
— Через три часа будьте у управы.
— В шестнадцать? — уточнил я.
— Да. Раньше не получится. Мне сейчас нужно уехать. Сударенкова останется с тобой.
— И чем нам заняться?
— Чем хотите. Только по проспектам не маячьте.
— У тебя тут компьютер имеется?
— Обязательно. И кудесник-программист при нем.
— Интернет?
— Да.
— Красиво жить не запретишь. И на какие шиши?
— Дронов, ты что, налоговая полиция?
— Просто жаба давит. Отхватили ничейный особняк в центре родной столицы, напичкали аппаратурой и прикидываетесь шлангами. Преступность почему не искоренена?
— Дронов, если такой зануда, подавайся в нардепы и промывай мозги коллегам.
Мне своих начальников хватает.
— У генералов есть начальники?
— Больше, чем я мог представить, когда был вольным полканом.
— Нет в мире совершенства.
— Никакого.
— Разве только коньяк.
— Коньяк хороший.
— И — девушки.
— Дрон!
— Все. Уже замолчал.
— Ты меня загрузил за утро по самое «не хочу». Займись лучше своим прямым делом.
— Ви, мон женераль. Каким?
— Думай.
Хорошо сказано: «Думай». По-генеральски. Некоторые наивно полагают, что разница, скажем, между полковником и генералом всего в одно звание. Фигушки. Как говорил покойный Скалозуб, дистанция огромного размера. На всю длину лампас.
Генерал — это нечто почти фольклорное. «Он был титулярный советник, она — генеральская дочь…» Или: «Что я голым скакал, что я песни орал, а отец, говорил, у меня — генерал!» И жена генерала — это не просто женщина, а генеральша!
— Над чем задумались, Олег Владимирович?
— Комплексую, Настасья.
— Чего?
— Вот уже и седой вашими стараниями, и пенсне надел, аки «интеллигент собачий», а люди — в генералах. Почему такая несправедливость?
— Игорь Петрович очень умный.
— Да? А я, выходит, очень глупый?
— Олег Владимирович, хотите по секрету?
— По женскому? Весь внимание.
— Игорь Петрович на самом деле вас очень ценит. Чрезвычайно.
— Еще бы! Не ценить такого молодца! Умный, красивый, в меру упитанный и в очках!
— Я не вполне точно выразилась. Игорь Петрович считает вас не просто умным, а… Как он когда-то выразился, вы из тех редких птиц, без которых людям не выжить.
Признаться, я несколько растерялся от такой ее откровенности. Приятно, конечно, тем более что умереть от скромности мне точно не грозит, но…
Культивировать собственную значимость — это загнать себя в угол. А история нас учит: у Грозного появляется Малюта, у Сталина — Лаврентий, у Горбачева — Раиса Максимовна.
— Милая барышня, он шутил.
— Крутов?
— Ну. Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли…
— Что?
— Пардон. Это из песни. Так вот: мы с Игорем Петровичем занимались в драмкружке. При Театре юного зрителя. Причем Крутов играл в постановке шелудивого розыскного волка, а я, как водится, горнего орла. С тех пор он и сохранил по отношению ко мне некоторый комплекс неполноценности.
— Комплекс чего у Крутова? — подняла девушка брови.
— Ее. К тому же в английском языке звук "А" ему никогда не давался… Тут и корова закомплексует!
— Дронов!
— Да?
— Вы все же ужасный балабол!
— Это я от застенчивости. Такая красавица, да еще и лейтенант! Я представил вас в мундире на нагое тело и…
— Олег Владимирович!
— Да?
— Кругов прав: займитесь своим прямым делом.
— Каким?
— Думайте. А я приготовлю вам кофе.
— Нам, Настя.
— Хорошо. Нам.
??… И почему даже хорошенькие девушки уверены, что думать — мое основное занятие? А помечтать? Ну да… Мечтать не вредно. Как и думать. Но иногда поздно. Надеюсь, мне пока не поздно.
Думай. Над чем? Все дело в том, что… Обозрев свою жизнь за крайние пяток лет, могу лишь искренне вопросить: ну и что? Рисковал, подставлялся, упирался, и — что? Богатые — богатеют, бедные — гундят, молодые колют иглы в вены с таким остервенением, как будто это обещает им Царствие Небесное… А чем нас радует пресса? Очередные угольщики бессменно и безнадежно голодают, общежитие будущих инженеров-оборонщиков повально торчит на игле, в общежитии будущих педагогов-воспитателей сифилюга бродит шальной волной, как призрак коммунизма по Европе… Похоже, даже молодым окружающий мир опротивел до самой последней степени.
Ну а то, что происходит во власти и вокруг нее, я если и понимаю, то даже опасаюсь формулировать. Без того тошно.
Так что все промелькнувшее «житие мое» укладывается в простенькую русскую поговорку: «Бодался теленок с дубом». А может, и хорошо, что я не дуб? Наверное.
Жаль только, что не экскаватор. С вертикальным взлетом. А то бы мы посмотрели, кто кого перебодал бы!
Впрочем, сослагательное наклонение применительно к собственной жизни употребляют только придурки. Этак любую жизнь можно превратить в сплошное несчастье, стоит только начать вспоминать, что ты в ней упустил. Лучше — думать о том хорошем, что действительно было. Это и есть праздник, который всегда с тобой.
Думай. Над чем? Кто и почему меня подставляет? Ответов пока — воз и маленькая тележка. Видимо, приезд Димы Круза ко мне не остался незамеченным. Как и его интерес к Покровску. Вопрос: это его интерес, интерес банка «Континенталь», интерес господина Шекало лично или тех, кто стоит за ним? Чьи интересы пересеклись или оказались задеты в неведомом мне Покровске? Какая роль отведена мне? Если просто меня хотели бы убрать, то застрелили бы безо всяких фокусов с подставой убитой девчонки. Зачем они это делают? Кто — «они»?