— При чем здесь Покровск! — сорвался Ника. — Крузенштерна взорвали, убили, понимаешь, а ты звонишь мне и начинаешь задавать странные вопросы… Олег, ты давно не был в Москве, ты многого не знаешь… И это не телефонный разговор.
— Вот и давай встретимся. И поговорим тет-а-тет в любом назначенном тобою месте.
Снова пауза. На этот раз — длинная.
— Понимаешь, Олег… — начал по-интеллигентски Ника, голос его стал похож на сипение премудрого пескаря перед поимкой. Потом Ника исчез, объявился Николай Николасвич Кулдаков, директор процветающей фирмы с многообещающим названием и неясными перспективами… Вот этот второй и произнес:
— Это невозможно. Да и вообще это не наше дело, есть милиция, прокуратура, ФСБ, наконец!
— Ты что, Ника?! Димку убили! Или ты думаешь, что я буду сидеть и ждать, пока прокуратура будет доказательства причастности собирать?! Для суда присяжных? Да, меня не было в Москве больше года, я плаваю здесь, как карась из Патриарших — в Амазонке, ну так просвети меня, тупого, что здесь к чему и что почем! Назначай место встречи, гнида, палец мамин, или я приеду сам и расхреначу тебе всю рожу!
Дальше была пауза. Пусть не минутная, но… Неплохой, хотя и боязливый парень Николка боролся с начальником и обеспеченным господином Николасм Николасвичем Кулдаковым. Да, Дима Крузенштерн некогда очень помог Нике и с работой, и с перспективами, и с квартирой; да, Олег Дронов некогда отмазал Нику от разборки с ревнивым мужем зарвавшейся гулящей бабенки, который был в те поры инструктором московского горкома и коему для того, чтобы стереть в мелкий порошок сластолюбца Николку Кулдакова, усилий нужно было приложить не больше, чем улитке для переползания по влажному листу… Да, все это было, но в этой ли жизни? И какое отношение сие имеет к преуспевающему Николаю Николасвичу, к сорока с лишним годкам познавшему наконец любовь и ласку «мерзавки» моложе сорока пяти, разъезжающему на скромном «саабе» и нездорово полнеющему от кушаемой не в меру осетрины? Да и… Нет больше Димы Крузенштерна, а смерть списывает моральные обязательства куда надежнее, чем материальные… А Олег Дронов… Кто он, собственно, такой? Непонятного залета птица, готовая черной тенью зависнуть над покойной и обеспеченной жизнью директора и фирмача Кулдакова…
— Нет, Олег Владимирович. Не вижу ни смысла, ни необходимости, — подвел черту под хлипкими сомнениями трусоватого паренька Ники преуспевающий Николай Николасвич. Даже для верности меня «Владимировичем» обозначил, скотина! Дескать, как в песне:
«Улетели деревянные лошадки, пароходики бумажные уплыли…»
Врезать бы ему сейчас, суке! Но я сдержался даже от матерщины: что толку, если душа — калека? Ладно, отец буржуй — дите невинно. В данном конкретном случае то, что сын у Вероники Матвеевны вместо мужика вырос трусливым и жалким обормотом, не столько ее вина, сколько беда.
— На нет и суда нет, — выдохнул я. — И кстати… Матушка твоя просила передать, что в понедельник день рождения Гоши.
— Гоши?
— Ну да. Жоры, Геры, Юры, Георгия… Уж как вы его величаете в узком семейном кругу…
— Гоша — мамин попугай.
— Пожелай ему от меня счастья в личной жизни, — произнес я и повесил трубку.
Глава 18
— Разговор не задался? — осторожно спросила умная лейтенант Настя, войдя в кабинет, лишь мельком взглянув на меня.
— Да разговор — леший с ним! Человек жизнь свою на осетрине проел. До костей.
— Ну и леший с ним, с таким человеком, — в тон ответила Настя, глядя на меня распахнутыми зелеными глазами.
— Леший с ним не поведется. Разве только домовой. Да и то — расстрига. Как нам разыскать в ваших «банках» родной «Континенталь»?
— Секундочку.
Девушка побегала «мышкой» по «коврику», вышла на «панель», нашла бегунком искомую строчку и нажала «ввод». Эротичность ее действий меня просто завораживала.
Приник к экрану. Пролистал несколько страниц файла. Поднял недоуменно глаза:
— Что это Крутов здесь намудрил? Это даже не объективка на банк, это речевка для октябрят моего детства!
— Информация достоверная. Все телефоны и фамилии…
— Анастасия, не фармазонь и не мети пургу! — ввернул я ей тест на профпригодность. — Меня интересует реальная информация, а не слабительные для оберемененных властью! — Надо же, чуть не сказал «беременных» — это было бы почти неприлично!
— Реальную информацию Игорь Петрович в компьютере не держит. «Оберемененным властью» она показалась бы слишком.
— А над любым генералом есть другой генерал.
— Не считая чиновников. Хотя их-то как раз считать приходится. И не по головам, а по членам.
— А где держит? — прервал я умную девочку. — В сейфе?
— В голове.
— Резонно, — согласился я. Ибо стараюсь поступать так же, хотя не генерал и проверка и «выемка» от бравых парняг из управы собственной безопасности мне не грозит. Да у меня и дома-то нет. Дом предполагает блестящий никелем и кафелем сортир, малиновый борщ, постель с крахмальным бельем и слоников на комоде. Или нэцкэ. Или дизайн от Гильфердинга. Это кому что по средствам.
А может, я — бродяга по жизни? Давным-давно, в незапамятно-юношеские времена один приятель обозвал меня «бездорожником». В хорошем смысле этого слова. Да еще и в стихотворной строке: «Бездорожник упрямый, бездомник…»
Пятнадцать лет минуло. Это много. А вот пять тысяч четыреста пятьдесят восемь дней, их составляющих, — всего ничего. Как разменные деньги. Тем более редко кто мыслит категориями тысяч даже в деньгах: в основном от зарплаты до зарплаты. А золотые песчинки дней просыпаются как мелочь сквозь пальцы. В никуда.
Время… Чтобы поспеть за меняющимся временем, нужно быть хоть на чуть-чуть впереди него.
Что изменилось за пятнадцать лет, кроме мира вокруг? Ну да, дефиницию «бездорожник» теперь лучше заменить «внедорожник». А это слово переводится на чистопородный англо-американский благородно: «Landrover». Массивный, маститый джип из самых-самых, с широкими протекторами, табуном коней под капотом и никелевым блеском над желтыми тигриными зрачками противотуманных глаз…
— Над чем так напряженно задумались, Олег Владимирович? — склонилась ко мне Настя.
— Жалею.
— О чем?
— Ни о чем. Себя.
— А нужно?
— Конечно нет.
— Знаете… Я думаю, вы давно были бы генералом. Если бы захотели.
— Я тоже так думаю. Вам нравятся «лендроверы», лейтенант Настя?
— Не особенно. Вернее, машины нравятся. А вот сидящие в них люди — не очень. В таких машинах должны ездить археологи, геологи, короче — ученые. А не бандиты.
Хм… Прямо не в бровь, а ниже. Профессионалов используют. Все и вся.
Спекулируя на разном: от чувства долга и чести до семейно-денежных проблем. А вот интересно, кто и с какой целью намерен на этот раз использовать внедорожник под названием «Дронов»? И с какой целью?
Вопросы к оперативной разработке. Жаль, что не ответы.
— Хотите еще кофе? — спрашивает девушка.
— Лучше шампанского. На брудершафт.
— Я за рулем.
— А за знакомство?
— К тому же здесь нет шампанского.
— Дольем коньяк минеральной. Митьки бы одобрили.
— Кто такие «митьки»?
— Это вопрос не одного часа. Читайте Довлатова. Так что? Я не вижу иного способа перейти на «ты».
— Лучше не стоит. Вы — мой патрон.
— Патрон?
— Ну да. Крутов приказал вас охранять.
— Что?! — Вот такой подлянки от Крутова я не ожидал: она даже не генеральская — маршальская!
— Охранять. Или вы считаете, что я не способна?
— До сих пор полагал, что охранять — прерогатива мужчины.
— Это ошибочно. К тому же в этом вы — непрофессионал.
— Да? И почему, лейтенант Настя, ты сделала такой вывод?
— У вас руки разбиты. Значит, вы дрались. Так?
— Не без этого.
— Профи не дерутся. Профи противника отключают или устраняют.
Смотрю в глубокие зеленые глаза очаровательной девушки, и мне становится не по себе. Нет, я понимаю, что специальная подготовка может сделать из любого человека со способностями боевую машину пехоты с вертикальным взлетом… Я понимаю, что в войне нет места сантиментам, а в тайной войне женщины порой успешнее многих мужчин. Но эмоционально принять этого не могу. Эмансипация кажется мне для мира не менее губительной, чем алкоголь: женщина должна быть нежной, мужчина должен хотеть ее защитить, а не наоборот; иначе мужики перестают быть мужиками, быстро деградируют: кто — в нюнь, кто — в самцов, а мир превращается в ухоженный бардак.