— Я готов.
— Кротов будет с вами активно взаимодействовать… Не так ли? — Теперь хозяин смотрел на крупного.
— Да нет базара.
— Вот и славно. Я хочу, чтобы завтра вы уже были на месте. Вместе со своими людьми.
— Да, босс.
— До свидания. Информируйте меня по основному каналу связи.
Двое встали и без суеты покинули кабинет. Сухопарый посидел секунд тридцать, нажал кнопку на столе:
— Панкратов, зайди.
Мужчина лет шестидесяти появился из дверцы, скрытой декоративным стеллажом в дальнем конце кабинета.
— Как тебе наши вьюноши?
— Бодры, — пожал покатыми плечами Панкратов. — Но молодой, похоже, что-то подозревает.
— Да бес с ним! Пусть побегает, расшевелит этот дремлющий муравейник, и тогда…
— Как будем его убирать? — Реши сам.
— Понял. А вот с Кротом я бы повременил.
— Почему?
— Братву без присмотра оставлять нельзя, пока не сформируется новый лидер.
— Боишься, распояшутся?
— Просто по глупости и недомыслию могут создать проблемы по основной операции. А маленькая проблема, если ее не решать, может превратиться в большую беду.
— Возможно, ты прав. — Филин задумался, добавил:
— С Кротовым тоже разберись сам, на месте. По ходу пьесы. — Он снова замолчал, потеребил подбородок. Спросил, но вовсе не о частностях, а о самом деле:
— Справишься, Степан Ильич?
— Обязательно. Если не будет неожиданностей.
— Обойдись без них, ладно? Оч-ч-чень тебя прошу, — сузил глаза сухопарый.
— Это да… Только, как известно, накладки всегда бывают… И из всех возможных неприятностей случается именно та, ущерб от которой больше.
Сухопарый закаменел лицом и — смягчился, губы его растянулись в улыбке.
— Не набивай себе цену, Ильич. Я ее знаю хорошо. Но помни: Москва ждать не любит.
— И по чужим бедам не плачет…
— Это точно. Нам нужно успеть на Москве, очень нужно. Полгода — срок только для кретинов. Времени у нас после Покровска будет три недели. От силы — месяц.
Если нет, мы с тобой… Ну да ты и сам знаешь, Ильич.
— Знаю. Мертвые молчат.
Глава 3
Мэр Покровска Юрий Евгеньевич Клюев вышел из дому в прекрасном расположении духа. Машина, мощная «вольво», ожидала у подъезда. Чуть поодаль плелся Витек, здоровенный битюг, представительская охрана, потому как для другой не было у Клюева в Покровске никакой надобности. Как пелось в песенке времен перестройки с ускорением: «У нас все схвачено, за все заплачено…»
Витек усадил босса, прикрыл дверцу, но не по-лакейски, а скорее как любимый и любящий затек, обошел авто, приоткрыл водительскую, готовясь сесть за руль.
Откуда вынырнули эти два подпитых, он так и не сообразил, — бомжи не бомжи, но люди, крепко принимающие и зарплаты не видевшие уже месяцев пять, никак не меньше.
— Во как живут слуги народные, — просипел один и икнул. — Такая тачка никак не меньше ста лимонов потянет, а, Колян?
Колян, здоровенный бугай, стриженный под братка, но притом одетый в какую-то брезентуху, пахнущую соляром, никак не походил на делового, так, хулиган десятилетней давности, отупевший от водки, каракатицы-жены и полной безнадеги, попер вдруг рогом:
— Хозяева жизни, мля… Эдик, а может, этому гладкому по рогам надавать?
Витек задержался с дверцей, глянул вопросительно на босса.
В намерения Клюева совершенно не входила стычка с пьяным «электоратом»; пусть все областные масс-медиа крошки клюют у него с руки или кормятся из губернаторской кормушки, а все же найдется в их стае запаршивевшая овца, способная сварганить матерьялец и в столицу его сунуть охочим до сенсаций энтэвэшникам… В столицах, особливо в администрации президентской, свои пасьянсы по столам ныне кладут: вдруг впору кому придется такая петрушка? И губернатор выдернет на коврик, поведет бровью, скажет, как в старые добрые:
«Клади-ка, дорогой мэр Клюев, заявленьице на стол по состоянию здоровья, раз такие пироги…» Вместо партбилета, значит.
— Поехали! — бросил мэр Витьку. Сейчас он из машины свяжется с генералом, выдаст золотопогонному звиздюлин — наряд прикандыбает шустро, скрутит этих пролетариев-гегемонов, накостыляет со зла по первое число и законопатят соколиков суток на сорок пять: три по пятнадцать. Так и будет!
Витек пожал плечами, настроился занырнуть в машину, да не тут-то было: крупный Колян, подогретый, мнимым «бегством» противника и сивушными парами, шустро для его комплекции ринулся вперед, ногой заблокировал дверцу… Витек, с выражением тупого удивления на круглом детском лице, подал было огромное тело из авто, разобраться, да и запнулся, как на палку налетел: разошедшийся увалень-гегемон хлестнул коротким апперкотом в подбородок, и «водила-телохранила» рухнул подкошенно, кулем.
Юрий Евгеньевич на секунду потерял дар речи. Беспомощно оглянулся на дверь подъезда. Как же! Ментовский сержант, что просиживал штаны попугаем-консьержкой, «отлучился»; тут на мэра нежданно-негаданно накатила самая натуральная злобность: забурели, холопы, от спокойной жизни! Ну ничего, будет вам, как только…
— Вытряхивайся, толстопузый, покалякай с рабочим классом, — отвлек его от размышлений хриплый голос здоровяка. Всклокоченная голова «рабочего класса» просунулась в окно, наполнив салон перегаром какой-то на редкость сволочной сивухи и селедки.
Вот тут «отец города» растерялся по-настоящему. Некстати вспомнился и анекдот про чуть оперившихся отморозков, стопорнувших подрезавший их «мерседес» и накативших на вынырнувшего из салона мужичка в кепке:
«Ты кто, блин, такой борзый?»
«Я — мэр Лужков!»
«Вот у себя в Лужках и быкуй, а это Мос-ква-а-а!»
И все же Юрий Евгеньевич сумел справиться с собой, спросил строго:
— Что вам нужно?
— Ну ты даешь, толстопятый! — искренне удивился Колян, запросто распахнул дверцу и ввалился на заднее сиденье, устроившись рядом с мэром. — Если слуга не идет к народу, то народ идет к слуге, — гыгыкнул здоровяк. Добавил:
— Что нужно, говоришь? Да потолковать!
У Клюева мелькнула было надежда, что этот дебил Витек все же оклемается вскорости, а потому есть смысл поддержать беседу…
— И не думай, — осклабился пролетарий: видно, Клюев непроизвольно дернул взглядом в сторону отключившегося охоронца. — Твоего папконоса я приласкал основательно, без дураков… Пусть отдыхает… А надо — добавим! Десантура веников не вяжет! — гордо закончил он, икнул, осведомился:
— У тебя водка имеется, лишенец?
Растерянность Юрия Евгеньевича вдруг превратилась почти в панику, а в голову лезло допотопное ругательство: это ж хунвейбины какие-то! Сюрреализм происходящего подчеркивался тем, что за слегка тонированным стеклом авто все оставалось мирно и буднично: и двор элитного дома, и блестящие под утренним солнцем стекла в окнах верхних этажей… Казалось, сейчас кто-то выйдет из подъезда, и вся эта странная, похожая на затянувшийся дурной сон ситуация разом прекратится…
Но ситуация если и изменилась, то только в самую неприятную сторону: на водительское сиденье влез мелкий, обозрел убранство салона, выдохнул:
— Клевая тачка, а, Колян? Покатаемся?
Колян пожал плечами, чувствительно ткнул Юрия Евгеньевича в бок и снова икнул:
— Ты чего уши макаронами свернул, конь педальный? Водяра у тебя имеется в этой колымаге?
— Послушайте, ребята… — быстро заговорил Клюев. — Я — мэр Покровска…
— Да иди ты! — искренне удивился Колян, проблеял тоненько:
— Мэ-э-эр…
Слышь, Эдя, ты с мэрами когда-нибудь квасил? — спросил он напарника.
— Я понимаю, у вас головы трещат после вчерашнего… — Клюев ловко слазил во внутренний карман, вынул бумажник, оттуда — сотенную, подал Коляну:
— На опохмелку этого должно хватить.
— Ну, мля… — протянул озадаченный Колян. Взял бумажку, посмотрел на свет.
— Настоящая… — Поднял на «отца города» не замутненный излишним интеллектом взгляд, спросил:
— Так ты, значится, и есть Клюв?
Мэра передернуло. Он знал, что в городе его часто так и кличут, Клювом, добавляя немудреное присловье: «Курочка по зернышку клюет, а весь двор засирает».
Вспышка ярости накатила сама собой; за свои сорок три года Клюев прошел все же немаленький путь «от сперматозоида до маршала», ну, пусть не до маршала, но чин у него — генеральский! И если уж говорить здраво, в последнее время положение его было таково, что, стоило ему только мигнуть, любой человечек, создававший ему проблемы, исчезал навсегда не только из его жизни, но и из жизни вообще. Позволить сейчас, чтобы какая-то задрюченная шпана…