— Так вы, значит, акушерка? — вежливо интересуется Робби у Франни. — Я восхищаюсь людьми, занимающимися этим делом.
Выражение ее лица смягчается.
— В самом деле? — говорит она. — Что ж, приятно слышать. Порой эта работа бывает ужасно неблагодарной. Люди начинают орать на тебя, когда ты, выбиваясь из сил, стараешься им же помочь. Я всегда радуюсь, когда муженек пациентки падает в обморок — по крайней мере, перестает путаться под ногами. Беда только в том, что у нас постоянная нехватка персонала, не говоря уже о вечной суете, духоте и вони; так что поневоле перестаешь чему-либо удивляться; но все же… ой, привет!
Посмотрев сквозь меня, Энди тащит Франни за собой: петь вместе с Бабс песенку Синатры. Поскольку вещица является предупреждением всем женщинам не торопиться выходить замуж, я делаю вывод, что у Франни все же есть какое-то чувство юмора, хотя меня им она так ни разу и не побаловала. Для меня Франни — это чертополох, колючий и мрачный. Она всегда была такой. Еще со школы — с тех самых пор, как началось наше соперничество за дружбу с Бабс. (Когда нам было по двенадцать, в классах стояли двухместные парты. И эти парты становились причиной многих горестей.) Бабс считает Франни грубоватой, но преданной. Серьезным человеком, с которым можно заниматься конкретными вещами: ходить на выставки, посещать разные дискуссии; человеком, который никогда не выделывается и всегда под рукой.
Франни же восхищают Бабс ее сила и бесстрашие. Однако я и Франни — это два полюса магнита, вечно отталкивающиеся друг от друга. Мы, конечно, стараемся хоть как-то ладить друг с другом, но я все равно считаю ее нахальной и где-то даже побаиваюсь. В свою очередь, Франни считает меня женщиной, достойной всяческого осуждения. В день, когда нам выдали дипломы, я надела черные туфли на «шпильках», обтягивающую мини-юбку, влила в себя почти целую бутылку «Адвоката» и отправилась шляться по окрестным барам в компании с Кэти, моей сокурсницей и собутыльницей (которая, в свою очередь, накачалась розовым «ламбруско»), приставая ко всем парням, попадавшимся по пути. С тех пор мои вкусы, как в одежде, так и в напитках, значительно изменились, но Франни — подобно большинству людей, знающих тебя с детских лет, — так и продолжает судить обо мне по моему прошлому. Время от времени она предпринимает попытки заняться моим обучением, подсовывая разные книжки: то Сюзи Орбах, то Эрику Йонг, то — «феминистка тебе под стать, Натали» — Наоми Вульф, и тогда я начинаю замечать в ней какие-то проблески доброты. Хотя, как правило, ее мнение насчет меня однозначно: «пропащая женщина».
— И все-таки откуда ты знаешь Энди? — спрашиваю я Робби.
— В колледже познакомились, — отвечает он с улыбкой. — А вы, я полагаю, знаете его через Бабс?
— Не совсем так, — отвечаю я. — Энди дружил с моим братом, и с сестрами они практически не общались. Они скорее стали бы играть с атомной бомбой, чем с нами. Позже, когда мы повзрослели, он поступил в университет, работал в Сити, а потом куда-то уехал, кажется, в Олдершот? В общем, с тех пор мы с ним практически не виделись. Я знаю, что у него была подружка, что они вместе жили какое-то время, а потом он уехал в долгое путешествие, после того, как Саша, э-э…
— Его бросила, — помогает мне Робби. — Да-да, Саша, запутавшаяся девчонка.
— Вот как? Я-то с ней никогда не встречалась. Знаю только, что Бабс она очень нравилась. Забавно, правда? Живет себе человек, который вот-вот станет членом твоей семьи, а потом пара расходится, — и человека вроде как и нет больше.
Робби согласно кивает.
— Кажется, я видел ее на днях, — говорит он.
— Сашу?
— Я как раз ехал на мопеде, — отвечает он. — А она переходила дорогу. На Кенсингтон-стрит.
— Это же недалеко от моей работы, — вскрикиваю я.
Есть у меня такая дурацкая привычка: цепляться за вещи, которые ну никак нельзя назвать совпадением. Жалкое выражение моей отчаянной потребности слиться со всем остальным миром. К примеру, встречаю я в метро человека с черным зонтиком, — и мне тут же хочется хлопнуть его по плечу и радостно воскликнуть: «Просто невероятно! Какое совпадение! У меня точь-в-точь такой же зонтик».
— Да, точно, — говорит Робби. — А вы никогда не хотели стать балериной?
Хихикаю.
— А что, разве похоже? Действительно, в четыре года была у меня такая фантазия. У балерин же такие милые платьица!
Мы оба смеемся, и тут кто-то постукивает меня по плечу. Бабс. Наконец-то подошла.
— Привет, Нэт. Привет, Робби. — Затем снова мне: — Беру свои слова обратно. Твой принц уже здесь.