- Падайте сюда! – Паша небрежно кивнул нам на разложенную раскладушку, покрытую ватным одеялом в бело-синюю клетку.
Мы послушно уселись на продавленную раскладушку, практически провалившись до пола. Даня продолжал хранить насупленное молчание, два подвыпивших друга уставились на него от нечего делать, Паша присосался к банке, в образовавшейся тишине слышались его тяжелые размеренные глотки. Наконец, пиво иссякло и, едва сдерживая отрыжку, Паша задал свой самый неудачный вопрос, сам не понимая, насколько двусмысленно он звучал.
Ну, и чем вы собираетесь заниматься?
Я бедром почувствовала, что напряжение Дани настигло предела.
В смысле? – тупо спросила я.
Вообще-то в мои планы не входили подобные расспросы. Накануне я позвонила Паше, спросила, сможет ли он пустить в пустующую квартиру на пару дней моего друга из другого города, и он легко согласился, приняв приведенный мной аргумент, что живу я с братом, а ему никак не улыбается делить свое жилище с моими друзьями.
Да чего вы тупите? – хохотнул Паша. – Ну шучу я, шучу!
Мне стало так весело, что захотелось отвернуть голову Паше, а заодно и его сотрапезникам.
- Короче, Паш, мы шутку юмора поняли, оценили, просто устали очень, отпусти нас, а? – протараторила я.
Получив ключи, мы снова тряслись в трамвае, а сей раз затем, чтобы попасть в финишный пункт путешествия.
Эпизод четвертый.
Квартиру, любезно предоставленную Пашей, я помню плохо. Зато почти дословно могу передать наши диалоги, случившиеся в ее стенах. Как только мы закрыли дверь, и пошли на кухню разогревать чайник, меня, молчавшую почти все время, прорвало.
- Мне приснился сон, - заговорила я. - Вот надо было ему именно сегодня присниться. Так вот. Мне приснилось, что я умерла. Тело онемело, холод. Пошевелиться нет возможности... но, по-моему, это все же суицид был. Потому что была мысль, типа "что я наделала". Потом была темнота. И я ждала, когда она кончится. Уже начала паниковать, что никогда... такой холод и пустота, тьма. В этом момент меня больше всего интересовало, но не так, как здесь, а как-то на уровне чувств, что дальше... не объяснить словами...
до этого чувствовала, как умирает мозг... он думает, отмечает, как жизнь уходит из тела... от ног к голове. Потом - тьма и холод. А потом... Может быть, не стоит рассказывать? Страшно…
- Страшно. Но рассказывай.
- Жуткий сон. Вижу себя со стороны... лежу на столе, как в операционной... приходит мой брат и еще кто-то... снимают с меня покрывало... у меня синие губы... черные круги под глазами... им плохо... кого-то из них тошнит... потом вижу - уже гроб... Данила, ужасно видеть себя в гробу... я видела… хоть во сне. На мне что-то белое одето было... в руках - икона... везде - цветы... я видела всех родных и близких... они что-то говорили... самое странное - там был и ты... – я видела, что Даня вздрогнул, - сначала я подумала, что ты тоже мертв, но ты меня не видел. Ты был живой там...
- Жуть…
- Да уж.… Получается, что я видела собственные похороны.
- И как тебе? – усмехнулся Даня.
- Да как. Я плакала, пыталась кричать, пыталась всех трогать, что-то делать, но ничего не могла, у меня не было тела...
- Не знаю что там... может и правда - бесплотными призраками здесь шататься будем. С другой стороны получается, что их там куча миллиардов, если учитывать всех тех, кто умер за время существования мира. Так там тогда толпы ходят. Или каждый отдельно видит???
Я могла только пожать плечами.
- Странно конечно то, что я скажу щас, - Даня стоял у окна спиной ко мне, но казалось, что смотрит в глаза. - Ты вроде как пробуждаешься, мне так кажется сейчас. Я не хотел бы, чтобы моя судьба и действия как-то на тебя
влияли...
- Скажу честно, я, наверное, тебя отговаривать начну, - призналась я. - Искренне не хочу, чтобы ты умирал... даже если я умру. Как-то так...
Даня покачал головой.
- Ну вот... Теперь и я не знаю что делать, – тихо проговорил он. - Не хочу, чтобы я был причастен к твоей смерти, это же будет на моей совести. Хотя там конечно всё равно... но... кто его знает... пока я здесь... я так
не могу...
Я говорила ему, что не хочу его смерти. А он воспринимал это как мое неосознанное желание жить. Я подошла к Даниле и тоже уставилась в окно, за которым моросил мерзкий дождик.
- Данила, я тебя понимаю, что ничто уже не останавливает... что жизнь терпишь... поэтому не знаю, как остановить... – я чувствовала, как к горлу подступает липкий тошный страх, но осознанно не пыталась его победить. Кажется, я смаковала это ощущение. – Просто честно говорю, что не хочу, чтобы ты умирал, и все... а что делать - не знаю... Наверное, нет другого выхода... Значит, будем действовать по плану...
- Нет. Тебе надо пожить и ещё раз всё взвесить и пересмотреть. А потом уже решать, – твердо ответил Даня.
Кажется, я знала, что он скажет именно это.
- Ты говоришь мне нет, наверное, с таким же чувством, что и я
тебе... ну может быть, я чисто по-женски более эмоционально, - я нашла в себе силы улыбнуться, хоть он и не мог видеть этого. – Я все понимаю... но на тормоза уже, наверное, поздно жать... процесс пошел. Теперь как ты
представляешь, что я должна тебе сейчас сказать? Да живи или не живи, как хочешь... так? Или, может быть – о, круто, давай, делай уже это, отпишись с того света потом? Так?
- Нет. Ты не так поняла, - он тяжело вздохнул. - Я не знаю, как ещё сказать, просто я хочу умереть.
- Знаю, что хочешь, - по щекам потекли слезы, такие же мерзкие, как и дождик.
Каким-то образом Даня увидел, что я плачу. И вопросительно уставился на меня. Я спаслась бегством от его прямого взгляда, и начала наливать кипяток в чашки.
- Не знаю, что и сделать, и сказать… - говорила я, пытаясь найти заварку, - а еще больно, очень. Никогда такого не было… и странно как-то все...
Наконец я бросила свои поиски и подошла вплотную к Дане, который по-прежнему стоял у окна и следил за моими передвижениями. - Знаешь, что? Подожди. Меня. Мне нужно время.
Подобные диалоги продолжались весь вечер и почти всю ночь. Пока Даня не придумал способа их прекратить. Я помню, что мы пили, наверное, по восьмой кружке чая, у меня уже закончились слезы и слова, а у Данилы видимо терпение.
Эпизод пятый.
- Не выйдет у нас ничего… - обречено проговорил Даня и резко поднялся.
Я необъяснимо молчала. Больше всего мне хотелось кричать, убеждать, возможно, плакать, приводить аргументы, или просто уговаривать, но я почему-то молчала. И, уже чувствуя, какими будут его дальнейшие действия, наблюдала, как Даня тушит окурок в блюдце. Может быть, в этот момент он тоже ждал, что я начну его останавливать. Но я только молчала, пытаясь понять, почему он сорвался. Потом он вышел в прихожую, и я все так же молча вышла за ним. Он нашел свою куртку, одел ее, похлопал по карманам в поисках сигарет, вернулся за ними на кухню. Все это время я молча сверлила его глазами, а он равнодушно не смотрел в мою сторону. Я опомнилась только тогда, он звякнул ключами, пытаясь открыть дверь. Этот звон вывел меня из оцепенения, я подошла вплотную к Дане, оказавшись так близко, что чувствовала тепло его тела и тяжелое дыхание. Он замер, я чувствовала макушкой его взгляд, но сама боялась посмотреть ему в глаза.