Она всегда и всюду приходит слишком рано. Эту привычку с детства привила ей мать, которая говорила, что опаздывать — это проявлять неуважение к тем, кто тебя ждет, хотя сама мама частенько опаздывала.
Джейн нашла на стене рисунок Эмили. Зеленый луг, покрытый цветами, освещенными ласковым солнцем. Если бы ее мать следовала своим собственным советам… Тогда, может быть, ей не пришлось бы так спешить, когда она поехала в магазины перед отъездом в Хартфорд. Если бы она не дотянула до последней минуты, то, вероятно, не ехала бы так быстро, она бы тогда не спешила и не боялась никуда опоздать, была бы повнимательнее…
— Здравствуйте, миссис Уиттекер. — У Пэт Рутерфорд оказался деликатный, тонкий, как она сама, голос. — Вы не слишком долго меня ждете?
Учительница явно нервничала.
— Нет, я только что приехала.
— Хорошо. — Пэт Рутерфорд закинула за ухо непослушную прядь длинных светлых волос. Джейн разглядела крупную петлю серебряной сережки. — Спасибо вам, что вы приехали именно сегодня. Надеюсь, я не причинила вам излишних неудобств?
— Нет, нет, что вы! Лучше расскажите мне, как дела у Эмили?
Джейн ожидала, что сейчас учительница скажет ей несколько ободряющих слов, и поэтому была озадачена, когда молодая женщина молчала и не могла решить, с чего ей начать разговор.
— Что-нибудь не так?
— Нет, — неуверенно ответила Пэт Рутерфорд, потом продолжила: — Понимаете, я сама не вполне в этом уверена, вот почему я вызвала вас сюда отдельно от других…
— Что вы хотите мне сказать?
— Пожалуйста, сядьте.
Джейн постаралась втиснуться за маленькую парту, стоящую перед столом учительницы. Пэт Рутерфорд осталась стоять. Она шагала по комнате взад и вперед, изредка касаясь своего стола и не зная, куда ей смотреть.
— Вы заставляете меня нервничать, — пожаловалась Джейн, гадая, что же собирается сказать ей учительница.
— Прошу меня простить. Я совершенно не хочу подвергать вас испытанию. Я просто не знаю, как сказать вам об этом.
— Прямой подход самый лучший, говорите все, как есть.
— Надеюсь, что вы правы. — Она сделала паузу. — В действительности, я даже не знаю, должна ли именно я разговаривать с вами.
— Не понимаю.
— Я работаю учительницей первый год, — объяснила ей Пэт Рутерфорд, — и никогда прежде не имела с этим дела, поэтому не знаю деталей соответствующей официальной процедуры.
— Официальной процедуры — для чего?
— Я думаю, что в таких случаях положено доложить о своих подозрениях властям…
— Властям? Боже, что же такое вы подозреваете?
— Но у моей подруги при таком подходе были неприятности, пришли два полицейских офицера, до смерти замучили ребенка вопросами, вся школа гудела как растревоженный улей, родители были оскорблены, и моя подруга чуть не лишилась работы. Кроме того, ничего не изменилось в конечном итоге.
— О чем идет речь? — Встревоженная не на шутку Джейн уже сидела на самом краю парты.
— Я люблю свою работу и не хочу ее потерять. Поэтому, обдумав все, я решила, прежде чем обращаться к властям, обратиться к своему начальнику.
— Мистеру Сикорду?
— Да.
— И что вы ему сказали?
— Я сказала ему, что Эмили подвергается сексуальному растлению.
Эти слова, когда их наконец произнесли, произвели на Джейн впечатление удара кинжалом в живот. Она подалась вперед, чуть не упав со своего неудобного сиденья. Ее остановила крышка парты, больно врезавшись в грудную клетку. Определенно, что-то неладное произошло с ее слухом, подумала она, стремясь во что бы то ни стало сохранить самообладание. Не могла же она и в самом деле услышать то, что, как ей показалось, она услышала.
— Что вы сказали?
Пэт Рутерфорд опустилась на стул около своего учительского стола.
— Я думаю, что Эмили подвергается сексуальному растлению. — Слова эти не стали менее безжизненными от повторения.
Воздух с шумом вырвался из груди Джейн. Ей показалось, что вместе с дыханием из нее сейчас начнут выскакивать все ее внутренности. Этого не может быть, в отчаянии повторяла она себе, этого просто не может быть.
— Но почему, почему вы так думаете? — спросила она, как только обрела вновь способность говорить.