Она не знала этого. Она вообще ничего больше не знала и не понимала.
— Ты не сердишься на меня, мамочка?
Джейн ответила с трудом. Голос плохо повиновался ей.
— Нет, конечно же нет, моя маленькая. Я совсем не сержусь на тебя.
— Папа заставил меня пообещать ничего не говорить тебе, — без понукания продолжила девочка.
Джейн охватило неудержимое желание зажать уши и завизжать: «Довольно!», но теперь было уже поздно. Ей придется дослушать рассказ Эмили, хочет она того или нет.
— Он сказал, что это будет наша маленькая тайна.
— Я знаю, моя маленькая, — простонала Джейн. — Я знаю.
Что она знала? — в бешенстве спрашивала она себя. Что она вообще знала? Она проглотила желчь, скопившуюся во рту, потом выдавила сквозь дрожащие губы следующий вопрос.
— За какие места тебя трогал папа?
Она безмолвно молила: «Не отвечай мне ничего, я прошу тебя. Я не желаю этого знать. Я не вынесу этого. Я не вынесу этого».
— Вот здесь, — застенчиво призналась Эмили, указывая на свою неоформившуюся грудь. — И здесь, — она машинально дотронулась до места между ног. — Иногда он трогал меня за попку, — закончила она. Джейн содрогалась от каждой фразы дочери.
— Когда он трогал тебя? — Джейн слышала свои вопросы так, словно их задавал кто-то посторонний. Она сама не могла произносить этих слов, это было просто немыслимо. Это не могло произойти.
— Иногда он делал это, когда я купалась в ванне. Папа заходил и вытирал меня.
— Когда ты купалась в ванне? — Джейн почувствовала в своем голосе облегчение. Ну, конечно! Все это обычное недоразумение. Майкл просто вытирал ее после ванны, как это делают все родители. Все это было раздуто слишком старательной учительницей и матерью, слишком скорой на обобщения. Совершенно невинные действия приобрели оттенок двусмысленности и даже порочности.
— Иногда, когда ты ходила на митинги, папа ложился ко мне в кроватку, — продолжала Эмили, и Джейн поняла, что мыльный пузырь ее рационального объяснения с треском лопнул. — Он говорил, что это такое счастье, что он сделал такую прекрасную девочку.
Вдруг Эмили разразилась громкими мучительными рыданиями.
— Он говорил, что в этом нет ничего страшного, что все папочки так любят своих маленьких дочек.
Джейн обняла Эмили. Следующий вопрос давил ее изнутри, она едва не подавилась им, с таким трудом он был наконец высказан вслух.
— Папа… папа когда-нибудь просил потрогать его?
Эмили вырвалась из ее объятий, опустила голову и показала пальчиками на пах Джейн.
— За его член? — прошептала Джейн.
Эмили кивнула.
— Это мне очень не нравилось. Он становился в моих руках мокрым и липким.
Джейн покачнуло, она испугалась, что сейчас потеряет сознание.
— Он… — Она замялась. Была ли она в состоянии задать следующий вопрос? Какие еще мерзости услышит она сегодня? — Он еще что-нибудь делал с тобой?
Эмили отрицательно покачала головой.
— Он не делал тебе больно?
— Нет.
Джейн прикрыла глаза. Слава Богу!
— Он заставил меня пообещать ничего не говорить тебе, а теперь он рассердится, потому что я нарушила обещание.
— Не волнуйся, моя крошка. О папе я сама позабочусь, — сказала Джейн, не зная еще, что она предпримет. — Послушай, радость моя, сейчас я поеду домой и возьму кое-какие наши с тобой вещи, потом я вернусь, заберу тебя и мы с тобой уедем. Устроим себе маленькие каникулы. Мы уедем вдвоем. Это будут девичьи каникулы. Только для нас двоих. Ты хочешь?
— А папа?
— В этот раз его не будет. — «Неужели это говорила она?» — В этот раз мы будем только вдвоем. Ладно?
Эмили кивнула головой, вытерла рукой слезы.
— Не забудь мое любимое одеяло.
— Как я могу его забыть? Не волнуйся, моя радость, я ничего не забуду, — Джейн помедлила, не будучи уверенной, что сможет сдвинуться с места, — а пока поиграй и хорошо проведи время. Помни, что я тебя люблю. Я очень люблю тебя.