Выбрать главу

Сара вышла, затылком ощущая его враждебный взгляд. По крайней мере ей удалось вывести его из себя. И на том спасибо.

7

– Держите, Макуэйд, пропустите стаканчик.

– Спасибо.

Алекс чуть было не добавил: «Мне это не помешает», но решил придержать язык. Его слова могли быть восприняты как намек на то, что второй обход претенциозного, нелепого и гнетущего музея ужасов, который Бен Кокрейн называл своим домом, покажется ему еще более тоскливым, чем первый. Так и получилось: ведь на этот раз ему пришлось выслушивать нудную и полную самодовольства историю каждой попадавшейся им на глаза египетской плошки, японской вазы, тюрингской чашки или французской шкатулки, украшенной перегородчатой эмалью «клуазоне».

Констанция на каждом шагу охала и ахала от восторга, но она была куда лучше, чем Алекс, искушена в светских уловках, и ему не терпелось услышать от нее после вечеринки, что она на самом деле думает о доме Кокрейна. Донованы – Гарри и Летиция – были просто сражены наповал. Они очень скоро исчерпали все известные им выражения восторга и оставшуюся часть тура по дому провели в молчаливом и – по всей видимости – неподдельном восхищении.

Теперь, когда все они опять вернулись в «алую гостиную», названную так Беном из-за обитых кроваво-красным сафьяном стен и мексиканских попон, служивших шторами на окнах (сам Алекс мысленно окрестил ее «ареной для боя быков»), ему захотелось узнать, куда, черт побери, подевалась хозяйка дома. Алекс был рад, что ей хватило ума отлучиться, пока Кокрейн демонстрировал гостям свое жилище: ни один разумный человек не стал бы ее этим попрекать. Но он две недели думал о ней, не переставая, и сейчас ему хотелось поскорее ее увидеть.

Его терпение было на исходе. Он чуть было не спросил напрямую, где миссис Кокрейн, но решил промолчать, опасаясь выдать свой интерес. Это само по себе казалось невероятным: ведь Алекс в совершенстве овладел искусством прикидываться невинной овечкой ради усыпления бдительности ревнивых мужей и сам скромно считал себя гроссмейстером в этом деле.

– Ну что, Макуэйд, как идут дела в Ньюпорте?

– Дела идут хорошо, Бен. Мы разработали график поставок оборудования и материалов на весь срок строительства, а подрядчик готов приступить к работе в июне. Я подготовил временную рабочую контору в…

– Я хочу, чтобы закладка первого камня прошла третьего июня.

– Третьего июня? Ну что ж, я…

– Это суббота. Я даю прием, все важные ньюпортские шишки уже приглашены, и это будет третьего. Готовы вы или нет, значения не имеет: мы можем воткнуть лопату в землю – вот и вся церемония. А сам прием состоится в казино.

– Да, я понимаю. Что ж, никаких затруднений.

– Вы там будете, разумеется, и Огден мне обещал приехать. Это хорошая реклама для его компании, разве нет? Я ему так и сказал.

Алекс молча кивнул, пытаясь вообразить, с каким лицом его начальник выслушал сообщение о том, что компания Дрейпера, Сноу и Огдена нуждается в «рекламе» со стороны Беннета Кокрейна.

– Да, я там буду. На мой взгляд…

– Слушайте, Гарри, что это за история насчет проверки моих скотобоен на предмет соблюдения кошерных правил при забое скота? Какой еще кошерности им не хватает? Вы что, парни, с ума посходили? Вы тоже голосовали за посылку инспекторов? Какого черта?

Алекс скрипнул зубами и еще крепче стиснул в руке стакан с выпивкой, когда Кокрейн, повернувшись к нему спиной, обратился к Доновану, сидевшему рядом со своей толстой женой. Донован был членом городского совета; ходили слухи, что он, как и другие городские бонзы, ведавшие недвижимостью, с удобством устроился в кармане у Кокрейна.

– У нас не было другого выхода, Бен. Мясники в Ист-Сайде…

– Что значит «не было другого выхода»? Это дело касается только евреев, вот пусть раввины и следят, чтоб все было чисто.

Бен заговорил громче: это означало, что он хочет, чтобы Констанция и жена Донована перестали разговаривать и прислушались к его словам. Очевидно, ему даже в голову не приходило, что его рассказ не вполне подходит для дамских ушей.

– Они нанимают специального парня для этого дела. Он втыкает нож бычку в горло, и тот истекает кровью. Но если парень не сделает все по правилам, например, перережет ненароком дыхательное горло или пищевод, дежурный раввин, который сидит и за всем наблюдает, говорит, что мясо не кошерное, и они выбрасывают всю тушу. После этого она годится только для таких, как мы.

– Но поступают жалобы, Бен, – возразил Донован. – Люди утверждают, что мясо не всегда было кошерным, даже несмотря на…

– О господи, Гарри, да кому какая разница? Думаете, кого-нибудь из жидов, поедающих в кошерном ресторане свой сочный бифштекс, интересует, истек ли бычок кровью, как положено, или ему просто размозжили голову? Просто правительство любит всюду совать свой нос. Пусть покупатель сам о себе позаботится: так в этой стране… Нет, вы посмотрите, кто соизволил к нам пожаловать!

– Добрый вечер. Прошу прощения, мне очень жаль, что я опоздала. С моей стороны это ужасно невежливо, но Майкл закапризничал и не хотел отпускать меня. Миссис Донован, очень рада снова вас видеть. И вас, мистер Донован. А вы, должно быть, миссис Чейни? Как поживаете? Я Сара Кокрейн.

Алекс поставил свой стакан и подошел к ней. Какой-то инстинкт толкал его встать между нею и Кокрейном. Господи, как она была прекрасна – стройная и элегантная в эффектном шелковом наряде цвета полуночной синевы, с высокой прической в неоклассическом стиле, которой он никогда раньше не видел. Но в ее лице, пока она с улыбкой приветствовала гостей, ощущалось напряжение, какая-то нервозность, которой не было две недели назад, когда он встречался с ней наедине.

Не меньше десяти раз за это время Алекс порывался позвонить ей под каким-нибудь надуманным предлогом, но так и не решился. Вспоминала ли она о нем? Догадаться по лицу было невозможно, оно ничего не выражало, кроме обычного дружелюбия, когда она протянула ему руку для приветствия.

Ее муж вручил ей бокал шерри и осведомился приглушенным (как ему самому казалось) голосом, что, черт подери, ее так задержало. Сара проговорила в ответ что-то такое, чего Алекс не расслышал. Он лишь увидел, что Бену ее слова не понравились. Она отошла от мужа и обратилась к дамам.

Прислонившись к вычурной каминной полке красного мрамора и для вида прислушиваясь к разговору Кокрейна с Донованом о капиталовложениях в муниципальные акции, Алекс начал мысленно сравнивать Констанцию с Сарой. Какой поразительный контраст! Одна темноволосая, другая светлая. Одна приземленная, другая воздушная. Одна грубоватая, другая утонченная…

Нет, это несправедливо, одернул себя Алекс, на самом деле Констанцию никак нельзя было назвать грубой. Во всяком случае, в сравнении с любой другой женщиной. У него сердце не лежало приводить ее с собой сегодня, но, услыхав о том, что свой первый вечер в городе после двухнедельного отсутствия он собирается провести без нее, она закатила ему такой скандал, что выбора у него не осталось.

Он и самому себе не смог бы объяснить, почему ему так не хочется приводить Констанцию в этот дом. Ее не стыдно было пригласить на обед и познакомить с кем угодно: ведь она была привлекательной и, безусловно, респектабельной молодой вдовой. Покойный мистер Чейни, адвокат по уголовным делам, скончавшийся в городском апелляционном суде прямо во время прений сторон, оставил ее вполне обеспеченной.

Алекс полагал, что именно Констанция свела его в могилу своим неуемным темпераментом. Черт возьми, она соблазнила его самого всего два часа назад перед самым походом в гости! Отослала горничную и заставила его обслужить себя прямо на парчовом диване в своей гостиной, оправдываясь тем, что разлука была слишком долгой и она сильно стосковалась. В постели она была пылкой, ненасытной, несдержанной и лишенной каких-либо комплексов. Как раз то, что нужно мужчине.

В эту минуту Сара засмеялась каким-то словам Констанции. Ее искренний смех взволновал Алекса и вызвал у него на губах улыбку. Он страстно желал ее, ему не терпелось разрешить ее загадку. С другими женщинами это не представляло труда: достаточно было уложить их в постель. Но он чувствовал, что к Саре подобная тактика неприменима. Загадка могла так и остаться неразрешенной, Даже если бы ему удалось одержать победу. И все же с чего-то надо начинать! Какой она будет? Холодной и молчаливой? Молчаливой – да, пожалуй, но он почему-то не думал, что она окажется холодной.