Он вскочил и одним прыжком преодолел три ступеньки крыльца до морского берега, служившего ему двором. Сара не любила мужа, он ей даже не нравился, но… что, если близость с ним доставляет ей физическое удовлетворение? Что, если в ней будят страсть его грубые ласки, его массивное тело?
Нет, это невыносимо. Стиснув кулаки, размахивая руками, как на марше, Алекс шел по берегу куда глаза глядят. Полоса прибоя казалась ему грязной, холодные серые волны сердито разбивались о берег. Даже закат в рваных полосах облаков выглядел жалким и убогим, как одеяние нищего. Алекс почувствовал себя обманутым. Он никогда прежде не пересекал безопасной черты в своих отношениях с женщинами и не привык ощущать себя загнанным в угол. И вот – извольте радоваться! – он одержим страстью к женщине, которую не может заставить себя соблазнить, и сходит с ума при одной мысли о том, что она проводит эту ночь со своим мужем.
Надо забыть о ней. Тактично ретироваться, чтобы никто не пострадал, и прежде всего Майкл, а потом просто выбросить их обоих из головы.
Пожалуй, следует предпринять первые шаги прямо сейчас. Поездка в Нью-Йорк пришлась как нельзя кстати: он может ею воспользоваться, чтобы начать свое стратегическое отступление. Вернувшись в Ньюпорт, он станет другим человеком: чуть более далеким, отстраненным, погруженным в дела, холодно-вежливым. Если действовать умело, они даже не заметят, что он отдаляется от них, пока дело не будет сделано.
Продумав стратегию во всех деталях, Алекс почувствовал себя смертельно усталым. Ему не хотелось ни от чего отказываться, его душа желала большего, а не меньшего. Но раз он не может получить желаемое, почему бы не пойти на компромисс? Оставить все как есть, не продвигаться вперед, но и не отступать, стать постоянным верным другом для Сары и веселым товарищем на лето для ее сына. Вот и все, больше ему ничего не требуется. Что в этом плохого? Да, именно так он и поступит. Нет никакой нужды доводить дело до крайности. Умеренность во всем: вот девиз, который ему надо взять на вооружение.
Алекс добрался до того места, где гигантские морские валуны вылезали из воды на песок, смыкаясь с кромкой леса, подходившего мыском прямо к береговой линии. Вот и хорошо, он рад был повернуть назад. Его мысли совершили полный круг, к тому же он снова проголодался. Отступающая вода смыла весь мусор, нанесенный приливом, ее неумолчное шипение больше не нагоняло на него тоску. Последние отблески заката уже не выглядели убогими, на душе у него стало спокойно. В эту ночь будет почти полная луна. А ровно через четыре дня на вечеринке у Дейзи он снова увидит Сару.
10
– Храни, господи, мою душу. Благослови мамочку и папочку, спаси и сохрани миссис Драм, мистера Макуэйда, благослови, господи, Чарли О’Ши.
Чарли был лучшим другом Майкла.
– Мама, а можно попросить господа благословить собаку?
– А почему бы и нет?
– Господи, благослови Гэджета. Да, и еще спаси и сохрани миссис Вентуорт.
Это был конец молитвы. Повернувшись к матери, Майкл добавил:
– Хотя иногда от нее странно пахнет.
– Майкл, – упрекнула его Сара, впрочем, довольно мягко.
Он не злословил, а всего лишь констатировал. К тому же он был слишком хорошо воспитан, чтобы хоть словом намекнуть на нечто подобное самой Дейзи.
Сара подоткнула одеяло со всех сторон и ласково провела рукой по его светлым волосам, убирая их со лба.
– Тебе нравится мистер Макуэйд, правда?
– Да, он мне очень нравится. А тебе?
– Мне тоже.
– А ты знаешь, что хуже всего для архитектора? Самое страшное, что с ним может случиться?
– М-м-м… Понятия не имею.
– Если дом рухнет!
– Ну да, конечно, тут и спору нет. Хуже этого ничего быть не может.
– А знаешь, что раньше бывало, когда такое случалось? Архитектора убивали!
– Боже милостивый!
– Это было еще до Рождества Христова, во времена царя Ханнер… Хаммер…
– Хаммурапи? [19]
– Да. Вот почему я прошу господа спасти и сохранить мистера Макуэйда. На всякий случай.
– Отличная мысль. А теперь тебе пора спать, мой родной.
– Ой, мамочка, какая ты красивая!
Сара скептически подняла бровь, прекрасно зная, как ловко ее сынишка умеет тянуть время, когда наступал час ложиться спать.
– Спасибо.
– Ты будешь сегодня танцевать на вечеринке у миссис Вентуорт?
– Нет, не думаю. Скорее всего, нет.
– Почему?
Ей не хотелось говорить ему, что она вообще не пойдет в гости к миссис Вентуорт.
– Не знаю, милый. Может быть, и потанцую. Там видно будет.
– А это что? – спросил он, указывая на цветок у нее в волосах.
– Камелия.
– Можно мне понюхать? М-м-м… Мамочка?
– Ну что?
– Тебе иногда бывает грустно, правда?
Ее лицо окаменело.
– Видишь ли, – осторожно проговорила Сара, – всем время от времени бывает грустно. А почему ты спрашиваешь об этом, золотко мое?
– Потому что я сказал мистеру Макуэйду, что ты часто грустишь. Я сказал, что стараюсь тебя подбодрить, но иногда ты просто делаешь вид, что тебе весело.
Сара наклонилась поцеловать сына и перешла на шепот, чтобы он не услышал, как она близка к слезам:
– Я тебя очень-очень люблю, Майкл. Ты делаешь меня счастливой, и с тобой мне всегда весело. Что бы я без тебя делала?
– Я не знаю. Мамочка, как ты думаешь: папа любит нас так же сильно, как мы его?
– Конечно, любит! Я это точно знаю. Я только что говорила с ним по телефону, и… он сам об этом сказал.
– Так и сказал?
Она кивнула, с трудом сглатывая слезы.
– А теперь немедленно спать!
– А ты сегодня увидишь Гэджета?
– Да, и передам от тебя привет.
Сара еще раз поцеловала сына и выпрямилась.
– Мистер Макуэйд уже вернулся? Мы завтра пойдем на прогулку все вместе?
– Да, да. Засыпай поскорее. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. Только дверь плотно не закрывай, ладно?
– Разве я когда-нибудь закрывала?
– Спокойной ночи, мамочка.
– Спокойной ночи, солнышко.
Оставив дверь его спальни полуоткрытой (Майкл боялся темноты, и она всегда оставляла ради него свет в коридоре), Сара на цыпочках вышла из комнаты. Встретив на лестнице одну из горничных, она предупредила:
– Я ненадолго выйду подышать свежим воздухом, Маура.
– Да, мэм.
– Я буду на заднем дворе – на случай, если Майкл проснется и позовет меня.
Стояла великолепная ночь – теплая и звездная. Яркая луна, созревшая на три четверти, катилась по небу среди легких клочковатых облачков, тонких, как кисея. Невысокая каменная стена отделяла задний двор Сары от участка Дейзи; над этой стенкой мигали в ветвях буковых деревьев китайские фонарики. Вечеринка начиналась: Сара уже различала неясный говор, прерываемый звонким женским смехом. Скоро заиграет музыка.
Сидя на качелях Майкла под раскидистой ивой, Сара горько усмехнулась. На ней было нарядное платье – новое и бесполезное. Нарядов у нее и без того хватало, но она все-таки купила это платье в модной лавке Уорта, потому что хотела выглядеть особенно элегантной в этот вечер. Теперь никто его не увидит. Сара провела ладонью по шелковистой на ощупь атласной ткани, вздыхая и чувствуя, что ей жалко себя.
«А впрочем, все к лучшему, – решила она. – Это даже хорошо, что так получилось». Целую неделю она втайне мечтала о том, как будет танцевать с мистером Макуэйдом на лужайке у Дейзи в этом красивом платье. Нельзя безнаказанно предаваться таким запретным мечтам. Вот она и получила то, что заслужила.
Слезы выступили у нее на глазах при воспоминании о наивном вопросе Майкла. Она плакала о нем, а не о себе. Восемь лет назад она совершила роковую ошибку, выйдя замуж за Бена, и с тех пор ее жизнь превратилась в крестную муку, но она решила, что Майкл не будет страдать вместе с ней. Сын не должен расплачиваться за ее грехи. Когда он только появился на свет, она поклялась себе, что не позволит Бену погубить еще чью-либо жизнь, кроме ее собственной.